class="p1">– На какого попугая? На моего Кирюшу или вашего Фридриха?

Леопардовая домработница раздражённо махнула рукой:

– На Кирюшу или на Фридриха – какая, в сущности, разница? Берите, пригодится.

– Зачем?

– С паспортом вы сможете продать попугая дороже. Он стоит не меньше пяти тысяч долларов.

Я ошарашенно пялилась на Ирму Игоревну. Кажется, я достаточно ясно дала понять, что Фридрих у меня. Почему же она так упорно хочет избавиться от птицы? Что это – ненависть к попугаям? Или неприязнь к немецкой философии вообще и лично к Ницше?

Мне надоело ходить вокруг да около:

– Может быть, хозяин предпочёл бы знать, что попугай жив? Не думали об этом?

– Ни в коем случае! Ему категорически нельзя волноваться. Он уже смирился с потерей птицы.

Мне вдруг стало дико смешно, словно смешинка в рот попала. Я пришла сюда узнать хоть какую-то информацию о няне, а выяснила, что Любовь Максимовна украла у хозяев ценного попугая и свалила вину на мопса. Этот случай, конечно, отлично характеризует госпожу Напалкову, однако я по-прежнему понятия не имею, где ее искать. Зато могу продать говорящего попугая и разжиться деньгами.

– Спасибо, – я взяла птичий паспорт. – Что-нибудь еще можете предложить?

– А вам еще что-то надо? – надменно вскинула брови дама.

– Если у вас есть что предложить… – загадочно промолвила я, борясь с приступом смеха.

После секундного колебания Ирма Игоревна вытащила из ушей серьги:

– Держите.

Я оторопела:

– Зачем мне дешёвая китайская бижутерия?

– Это золото! Натуральные камни! Рубины, цитрины, сапфиры! Это Картье!

– Ну да? Тот самый ювелирный дом Картье? В ушах у домработницы? Не смешите меня.

– Я не домработница, – отчеканила дама. – Я тёща Евгения Вениаминовича!

Упс, как неловко получилось.

– В каком месте я похожа на домработницу? Да на мне костюм от Гуччи! Туфли от Прада! Помада от Шанель! Что вы за писательница такая, если не разбираетесь в людях?! Принять меня за уборщицу! Меня?!

Она все никак не могла успокоиться, видимо, мои слова очень сильно задели за живое. Не удивлюсь, если Ирма Игоревна когда-то действительно драила полы в придорожном кафе и всеми силами пытается забыть об этом факте своей биографии.

– Извините, я просто прикинула цифры. Если вы тёща, то вашей дочери, жене ректора, должно быть, не больше тридцати лет?..

– Катеньке двадцать пять, – отчеканила Ирма Игоревна. – И что? Многие девушки любят мужчин в возрасте, они обладают особенным шармом, знаете ли.

Знаю. Шарм наследных квартир в центре Москвы и банковских счетов на круглую сумму. Абсолютно согласна, что обаяние молодости не идёт ни в какое сравнение, ведь молодость пройдёт, а недвижка вечна.

Я спускалась по лестнице, сжимая в руке паспорт на попугая и золотые серьги, когда в кармане зазвенел телефон. Поспешно убрав добычу в сумку, я вытащила мобильник и увидела, что звонит няня Хадижат.

– Людмила Анатольевна, – выпалила она, – опять приходила та преступница, которая вас усыпила!

У меня похолодело внутри.

– Она украла Еву?!

– Нет, я заперла ее в квартире, мы с Евой остались снаружи. Быстрей приезжайте. Или мне в полицию звонить?

– Ни в коем случае. Я бегу.

Глава двенадцатая

Влетев в свой подъезд, я сразу наткнулась на Хадижат с Евой, которые сидели в каморке у консьержа Льва Борисовича. Кажется, старичок был только рад незваным гостям: заварил чай для няни и переключил телевизор на детский канал для девочки.

– Я сказала консьержу, что дверь захлопнулась, – взволнованно объяснила няня, когда мы поднимались на лифте. – Попросилась подождать, пока вы приедете с ключами. Чтобы не было лишних вопросов. А вдруг бы он полицию вызвал?

– Вы правильно сделали, Хадижат. Сначала сами разберёмся, полицию всегда успеем вызвать. Только зачем вы вообще ходили гулять с ребёнком? Я же запретила выходить из квартиры.

– Мы не гуляли. В дверь позвонили, я посмотрела в «глазок» и увидела женщину, она назвала вас по имени-отчеству. Только я сразу сообразила, что это та самая преступница. Я открыла ей дверь, улыбалась, пригласила внутрь, сказала, что сейчас будем пить чай с пирожными. А сама схватила Еву в охапку, выскочила из квартиры и закрыла дверь на ключ.

Я поразилась смелости няни и в очередной раз порадовалась, до чего же нам с ней повезло.

Около квартиры я приложила ухо к железной двери, пытаясь хоть что-то расслышать.

– Тихо, – шёпотом сказала я. – Вообще ни звука не слышно. А Рекс где?

– Внутри, – прошептала Хадижат.

– Почему он не лает? Ведь чужой человек в доме.

– Наверное, она его уже усыпила. Людмила Анатольевна, вы точно туда пойдёте? Может, лучше все-таки в полицию позвонить?

– Нет, я пойду. А вы оставайтесь с Евой тут, в случае опасности – бегите.

Я повернула ключ в замочной скважине, резко распахнула дверь – и столкнулась нос к носу с Любовью Максимовной.

– Госпожа Напалкова, какая встреча! А я вас как раз по всему городу ищу. На ловца и зверь бежит!

Я широко расставила руки и заключила бывшую няню в объятия.

– Не трогайте меня! – закричала она, вырываясь. – Что вы себе позволяете? Я напишу заявление в полицию! Нельзя лишать человека свободы! Я только пришла забрать свои вещи!

– Всё нормально, я знаю эту женщину, – сказала я няне. – Можете идти с Евой в детскую, а мы пока поговорим с глазу на глаз.

Хадижат быстренько удалилась. Любовь Максимовна проводила ее злобным взглядом, словно видела в ней конкурентку за рабочее место.

Я пригласила бывшую няню на кухню. Женщина с нахальной улыбочкой развалилась на стуле, радостный Рекс крутился рядом. Теперь понятно, почему щенок не лаял, он еще помнил Любовь Максимовну и воспринимал ее как члена семьи.

– Так какие же ваши вещи тут остались?

– Попугай. Я пришла за своим Кирюшей, это мой друг, единственная моя родная душа…

– …на всем белом свете, – ехидно подхватила я. – Бла-бла-бла. Слышали, знаем. Только вот неувязочка: попугая зовут не Кирюша, а Фридрих. И чешет он цитатами Ницше, потому что этому его научил ректор Университета культуры господин Моравский.

Мадам Напалкова мигом убрала с лица улыбочку и неприязненно на меня уставилась.

– Вы украли попугая, – продолжала я, – но это не единственное ваше преступление. Вы заявили, будто птицу сожрал мопс. Бедной собаке сделали клизму, ей была нанесена тяжёлая психологическая травма, в итоге она озлобилась на весь мир и потеряла рассудок. С этим как быть? Кто за это ответит?

– Ха-ха, – цинично отреагировала Любовь Максимовна.

– А ректор Моравский? Неужели вам его совсем не жаль? Он старик, он умирает, а вы украли у него радость. Евгений Вениаминович так скучает по своему Фридриху! Есть в