Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Привет, Макс.
– Привет. Ты че тут расселся? Да еще и кислый такой.
– Да ничего особенного, просто задумался, – он снова грустно улыбнулся.
– А у тебя что, собака есть? – сказал я, кивнув в сторону будки. Только сейчас я заметил, что там, прям над аркой входа, что-то нацарапано. На человеческом.
Андрей обернулся, пару секунд вглядываясь в то место, куда я указал, словно не видел там будки, а потом посмотрел на меня.
– Мухтар. Был когда-то. Его уже полтора года нет.
– Оу, – я подумал, что снова сделал что-то не так, – Сорян. А что с ним стало?
Рядом с будкой росла трава, совсем нетронутая. Да и еле видная тропинка вела только в сарайчик.
– Ничего. Просто ушел как-то ночью и не вернулся. Я его неделю искал, но…
Он снова повернулся к будке.
– Классная, да?
– Будка? Да, красивая и огромная.
– Я делал… с папой. Мухтар у нас шесть лет был.
Мне оставалось только молчать.
– А ты зачем пришел? Что-то интересное?
– Да не то, чтобы… просто решил, может пойдем поделаем что-нибудь, – я стал оглядываться по сторонам в поисках этого заветного “что-нибудь”, – Кстати, как там День рождения?
– Неплохо, – шепотом ответил Андрей.
– Сколько ему?
– Сорок два исполнилось.
– Вы втроем праздновали? – я положил руки на забор, согнулся и поверх их положил еще и голову, – У тебя есть кто-нибудь?..
– Не-а, ни братьев, ни сестер. Были втроем… – Андрей поник, – Ну, должно было… в целом, все прошло как обычно, – закончил он непонятное предложение, а потом снова посмотрел мне в глаза. Голубые, разливающиеся чем-то похожим на жидкий иней, глаза, в которых легко было подсмотреть недосказанность и горечь. Он улыбнулся, но вместе с его взглядом все его выражение лица становилось каким-то натянутым и меланхоличным.
– Расскажешь? – спросил я, снова подумав, что делаю что-то не так.
– О чем?
– День рождения.
Мы пару секунд глупо смотрели друг на друга, а потом Андрей кивнул:
– Если в кратце. Если получится.
Он спустился на землю и сел, опершись на забор. Я поступил также. И вот мы оказались спиной к спине, отделенные только забором, и смотрели по разные стороны. Рядом с тем местом, где мы встретились, в ограждении была небольшая щелочка, и хоть я и так хорошо слышал Андрея, я все же придвинулся к щелочки и склонил туда голову. Я слышал почти все, не считая только совсем тихого шепота, который иногда раздавался по ту сторону забора.
И глаза покрываются голубою блевотой.
“Словно хочет сказать мне,
Что я жулик и вор,
Так бесстыдно и нагло
Обокравший кого-то.”
Я закрыл сборник стихов Сергея Есенина, дочитав до этого момента. Мои губы беззвучно повторяли одно и то же. Из кухни, помимо аромата жареных пирожков, доносился шум воды и ударов посуды. Слишком резко я бросил Максима, но…
Этот сборник, тяжелый, с коричневой обложкой, я взял в местной библиотеке, где книг-то больше двухсот не наберется, еще два года назад. Мне сразу понравился голубоглазый(как позже мне довелось узнать) мальчик, родом из Рязанской губернии, славно рифмующий чувства и жизнь. Я сидел на заправленной кровати и, оглянувшись на горшок с фикусом, стоявшем перед окном, почему-то решил кинуть сборник на письменный стол, находившийся у левой от меня стенке, перед шкафом(между прочим, не так уж давно купленным в Икее) и фикусом. Раздался глухой звук, полоснувший уши, а потом еще один, еще громче: сборник приземлился на краю стола, а потом рухнул на деревянный пол, не совладав с гравитацией. Черт бы его побрал. Я, наверное, варвар.
– Что ты там делаешь?! – спросила мама из кухни.
– Ломаю дом! – спокойным голосом ответил я.
– Лучше иди сюда, помощь нужна!
– Хорошо, – прошептав, я поднял книгу с пола и поставил ее на законное место, на полку возле большого зеркала напротив кровати. Теперь труды Есенина охранялись еще парочкой книг, среди которых мне на глаза бросилась только та, что вышла из-под пера Сапковского: “Ведьмак”. Хорошая история. Я прошел сквозь дверной проем, оказавшись на кухне, наполненной запахами еды, жаром, дымом и треском. Мама, конечно, стояла, нарядившись в фартук и повязав на голове платок, возле плиты и ковыряла пирожки деревянной лопаткой, другой рукой держа ручку сковородки. Вот один полетел в большую миску, покрытую салфетками. Следом за ним еще один.
– И зачем ты жаришь пирожки? – спросил я.
Мама повернулась ко мне с весьма удивленным видом.
– Как это зачем? Кушать.
Я смотрел на неё.
– Ты не хочешь пирожки? – вдруг спросила она, закинув третий в миску.
– Если надо, съем, – ответил я.
Она только усмехнулась.
– Иди-ка почисть яйца и оставь их там, на доске. Потом порежь крабовые палочки.
– Ладно, – я почесал руку, которая ни с того ни с сего начала бунтовать. Хотя я её понимаю.
Возле стола было два стула и один диван-уголок, к которому и был придвинут стол. На нем, взгромоздившись в одной железной кастрюльке, лежали вареные яйца, штук семь на первый взгляд(их на самом деле оказалось семь, представляете?), а рядом покоилась разделочная доска полметра в длину, на которой лежал, уже чем-то испачканный, нож и остатки огурцов.
Я начал колупать скорлупу. Интересное словосочетание. Быстро покончив с яйцами, я достал из холодильника, стоявшего возле выхода в коридор, сделанного в виде полуарки, пачку крабовых палочек.