день конфирмации. Перстень был широкий, мужской, и Эдит носила его на большом пальце. Это был некий сувенир молодых лет Лейстона. Но она не знала, что с ним было связано.

С каждым днем тревога Эдит росла.

Мисс Вуд говорила о ценах на мясо, о своем ревматизме, о сырости в комнатах, о лучших способах выводить клопов и о голоде в России и Украине.

Голод намеренно устроили большевики. Эдит вспоминала, как Лейстон уверял ее, что большевики разрушили страну своим неумением вести хозяйство. Но мисс Вуд настаивала, что голод большевики инсценировали умышленно.

Каждое утро Эдит, просыпаясь от гудков, видела в окно, как проходили на фабрики рабочие. Эти люди очень редко попадались ей на глаза в Америке — они малокультурны и их не пускают в приличные дома.

Она видела желтые лица с блестящими глазами, заскорузлые руки, худые тела в дешевой одежде и чувствовала себя как диккенсовская героиня, которая хотела бы помогать бедным людям, но сама не имеет денег.

Рядом с ее комнатой жили две работницы с текстильной фабрики. Впрочем, одна из них была безработная: ее уволили за то, что ее брат участвовал в рабочих митингах.

Она приходила к мисс Вуд убирать комнаты. Не говоря ни слова, мыла пол, вытирала пыль, выносила ведра с помоями и ящики с мусором.

Однажды вечером в комнату вошла мисс Вуд. Она несла в руках запечатанную телеграмму. Эдит бросилась навстречу и здоровой рукой распечатала телеграмму: «NEW-York 20/5 — 22, LONDON-STREET. Мак-Лейстон отныне НЕ ИМЕЕТ ДОЧЕРИ. Мак-Лейстон».

Работница мыла пол. Увидев, что Эдит откинулась назад и побледнела, как смерть, она быстро подошла к ней и поддержала ей голову. Мисс Вуд вышла, ее позвал кто-то из квартирантов.

— Что с вами, мисс? — спросила Кэт.

Эдит рассказала, как она несчастна. Как она хотела помочь тем голодным рабочим и как она, о Боже! — сама, вероятно, скоро будет голодать. Что это с ее отцом? Он ведь сам поставляет продукты для АРА, как он мог бросить ее голодной!

Кэт слушала — лицо ее становилось все строже.

— Что с вами, Кэт? — спросила теперь Эдит. Она впервые разглядела ее сейчас. Раньше она казалась каким-то механическим существом, предназначенным для уборки и мытья полов. Теперь это была девушка с рыжими волосами, худощавая, но хорошенькая. Тонкие, плотно сжатые губы. Блестящие глаза, как у тех людей, которые столетие назад штурмовали Бастилию, а пять лет тому перевернули вверх дном Россию и Украину, создали грозную армию и написали много прекрасных поэм, и лучшую их них сотворили своими жилистыми руками в собственной стране…

— Что с вами, кто вы? — спросила Эдит.

— Я безработная! — ответила та. — За то, что я убираю чужие комнаты, ваша знакомая мисс Вуд не выгоняет пока меня из моей.

— Но с чего вы живете?

— Я безработная! Мне не выдают помощь из кассы, потому что мой брат пошел против союзов.

— Против рабочих союзов? — спросила Эдит. — Тогда он штрейкбрехер! Это те смелые люди, которых так ненавидят рабочие за то, что они больше заботятся об интересах государства, чем о рабочих.

— Нет, он не штрейкбрехер. И штрейкбрехеры не смелые люди, а дрянь! Мой брат большевик!

Эдит сделала жест отчаяния. Она хотела что-то сказать, но работница сурово продолжала. Да, это была уже не та Эдит Мак-Лейстон, чей пальчик был страшнее молнии. Не гордая полубогиня, а слабая никчемная девушка. Без чеков и документов она напоминала рыбу, выброшенную на берег.

— Пока не расстреляют таких, как ваш отец, у нас не будет порядка, — заявила Кэт. — И расстреляем их мы!

— Но…

— Вы хотите сказать, что они дают нам работу и помогают голодным? Да! завтра или послезавтра мне придется продаваться на улице. Вы знаете, для чего увольняют рабочих? Для того, чтобы производить меньше товара, чтобы он стал дороже! Понимаете вы это? Производят меньше товара, чтобы он был дороже — вы это знаете, но вы этого не понимаете. Вы поймете, что это такое, когда выйдете на улицу продаваться.

— Я хотела помочь голодным, — тихо сказала Эдит. — За что вы на меня набросились?

— Да, вы хотели помочь голодным. Эх, вам все равно не понять, в чем дело… Ну, сидите! — Кэт погладила Эдит по голове. — Сейчас придет Вудиха; вы ее, кстати сказать, остерегайтесь, вам от нее добра будет немного. Может, когда-нибудь найдем работу.

И Кэт вышла…

…Дела шли все хуже. Белья не было, и Эдит уже не удивлялась грязным рабочим детям. Она принялась искать работу. На нее смотрели, будто она свалилась с луны. Не знает никакой специальности и хочет получить работу, когда вокруг голодают опытные старые рабочие.

Некий средний буржуа предложил ей воспитывать его детей; но, когда она уходила, он ее обнял. У нее похолодело сердце. Она чувствовала, что до улицы ей уже недалеко.

Сбегая с крыльца, она наткнулась на какую-то фигуру. Это был Рипс.

— Куда это вы? — сказал он ласково.

— Я… я иду домой! — сказала Эдит.

— Позвольте вас проводить! — Рипс, не дожидаясь ответа, взял ее под руку и пошел с ней рядом.

— Как вы себя чувствуете у мисс Вуд?

— Благодарю вас, очень хорошо!

— Когда вы собираетесь ехать в Нью-Йорк?

У Эдит замерло сердце.

— Я не собираюсь! — ответила она.

— Так вы все-таки хотите ехать в Россию?!

— Да! — механически ответила она.

— Да… — повторил Рипс. После этого он остановился, выпустил руку Эдит и сказал:

— Слушайте, дорогая моя! Я все знаю. Мисс Вуд рассказала мне о том, какую телеграмму вы получили от мистера Мак-Лейстона. Не морочьте себе голову. Я предлагаю вам выйти за меня замуж.

Эдит посмотрела на следы болезни на его лице. Кэт говорила ей, что кавалеры, портящие девушек, обещают им жениться на них.

Она еще раз посмотрела на следы ужасной болезни и представила их на своем теле.

— Не беспокойтесь, д-р Рипс, — сказала она, — и оставьте меня в покое. — Рипс хотел что-то сказать. — Не беспокойтесь, д-р Рипс, и оставьте меня в покое — я согласна! А теперь ступайте и сегодня ко мне не приходите.

Порыскав долгое время по больницам и гостиницам Лондона, Гарри пошел в сыскное бюро — в адресном он не мог добиться толку и пришлось, следовательно, обращаться к легавым.

Собственно говоря, Гарри не очень-то надеялся найти за каких-нибудь два шиллинга ищейку, которая поможет ему отыскать Марту Лорен, но в передней сыскного бюро ищейка сама обратилась к нему и согласилась работать за шиллинг и два пенса…

Была суббота. В кабачке было полно народа — матросы, портовая шпана, несколько рабочих.