За столик нас усадила Рая, пухленькая и очень улыбчивая. Она принесла меню и спросила меня, чего я желаю.

– Кофе и яблочный пирог, – ответила я и ощутила еле заметный укол совести. Ладно, завтра схожу на стадион и отбегаю три круга.

– Рафа, тебе как обычно, дорогой? – обратилась девушка к моему спутнику, и тот вяло кивнул.

Рая забрала меню и упорхнула на кухню.

– Мы не были официально представлены, – наконец-то оттаял Бонд и обратил на меня должное внимание. – Рафаэль Шахнияров.

– Рафаэль, – завороженно повторила я. Неужели у нас в стране люди называют своих сыновей Рафаэль? Мы же не в Испании. К моему превеликому сожалению.

– Рафа, – учтиво поправил меня парень, – полным именем меня зовет только дядя.

Он замолчал и поднял одну бровь в ожидании.

– Варвара Сергеевна Затесова, – в свою очередь представилась я и улыбнулась одной из своих самых ослепительных улыбок.

Рафа никак не отреагировал на мои кривляния. Около нашего столика вновь появилась Рая. Передо мной она поставила чашечку с горячим напитком. Перед Бондом – широкий бокал с мелко нарезанным салатом и высокий стакан с апельсиновым соком.

– Лосось принесу через двадцать минут, как обычно, – проворковала она и кокетливо улыбнулась моему собеседнику.

Боже мой, ну почему у меня такая скучная и совершенно неперспективная работа? Нужно срочно бросать мою секретарскую деятельность и устраиваться куда-нибудь в ресторан. Даже служить официанткой в «Техасе» я бы не отказалась! Налицо множество преимуществ: симпатичные синие юбочки в белую звездочку и красные блузки вместо унылых брючных костюмов, которые я уже возненавидела, как Билл Монику; плюс близкая дорога от кафе к дому. А самое главное – это клиентура. Не посетители, а фотомодели! Все парни как с картинки! Вот где надо искать себе бойфрендов, а не в кинотеатрах или книжных магазинах – только около стриптиз-клубов!

– Слава говорил, вы были его хорошим другом, – услышала я неуверенный голос Рафы и вернулась на грешную землю. – Учились вместе в школе?

– Нет, жили в одном дворе. А когда Калине исполнилось восемь, его семья переехала в другой район и мы больше не виделись. До вчерашнего дня, разу-меется.

– Понятно, – протянул Рафа, и мне показалось, что ему не понятно совершенно ничего. У меня даже было чувство, что он меня вовсе не слушал.

– Послушайте, – я недовольно затарабанила ногтями по столешнице, – что случилось? Вы что, поссорились со Славой? Или все ваши подружки разбежались по своим делам, а вы не любите трапезничать в одиночестве? Зачем вы ко мне приехали?

«…и лишили меня лазаньи?» – мысленно закончила я.

– Я хотел поговорить с вами о Славе, – признался Рафа, и его глаза стали такими печальными, что мне захотелось прижать его к своей груди и защитить от всей несправедливости на свете.

– А что со Славой? – непритязательно спросила я, отпив глоток потрясающего капучино. Здесь готовят, пожалуй, лучший кофе во всей Москве. Надо бы добыть у Раи или Ларисы рецептик этого восхитительного напитка.

– Он умер, – тихо, но как-то обреченно проговорил Рафа, поставил локти на стол и дотронулся пальцами до висков.

На осознание его слов у меня ушло не меньше минуты. На глазах образовались слезы, они потекли у меня тонкими, стройными ручейками по щекам, оставляя ровные черные бороздки из туши.

– Как? – еле слышно выдавила.

– Уснул и не проснулся, – помедлив, сообщил Рафа, – слишком много снотворного. У него были проблемы со сном.

У меня в голове вихрем проносились сотни мыслей, одна за другой. Почему это случилось так рано? Почему у него были проблемы со сном? Как теперь жить тете Вале, если она уже похоронила своего мужа, а скоро расстанется и с единственным сыном? Почему судьба столкнула меня с Калиной только вчера, а не десять лет назад, чтобы я хотя бы приблизительно могла узнать, каким на самом деле отличным и веселым парнем он был?

– Я не хотел говорить по телефону, – продолжил Рафа, не убирая пальцев с висков, как будто его слова причиняли ему физическую боль, – вчера мы выступали вместе, в перерывах между танцами он успел рассказать мне, что вы были его первой любовью.

Я изумленно подняла глаза на собеседника, и слезы еще быстрее побежали по моим и без того уже черным щекам.

– Говорил, вы не раз спасали ему жизнь и не дали умереть от ранений в голову. – Рафа пересказывал услышанное так, будто понятия не имел, о чем говорил. Наверное, слова Калинина казались ему чертовщиной.

– Мы играли в войнушку, – печально пояснила я, – он был главнокомандующим, а я медсестрой.

Я замолчала, но хотела так много рассказать: о наших играх в казаки-разбойники, о том, как мы хотели сбежать в лес и найти какой-нибудь клад, о том, как Славка пообещал однажды свозить меня на карнавал в Рио-Де-Жанейро. Но я не могла говорить. Горло как будто свело судорогой, а слезы не давали упорядочить водоворот мыслей в голове.

– Последний раз я видел Славу вчера, – голос Рафы стал еще тише, и он наклонился над столом, чтобы я могла его расслышать, – мы оттанцевали программу, закончили в полпервого. Он поехал домой, я ненадолго остался в клубе – привести в порядок костюмы. Мы договорились сегодня утром пойти в «Джим». Я, как и обещал, заехал за ним в десять утра. Позвонил пару раз, никто не открывал. Я толкнул дверь, она оказалась открыта, как всегда. Не любил он запираться… Я зашел. Увидел, что Слава до сих лежит в кровати. Спокойно, умиротворенно. Я попытался его разбудить. Сначала голосом, потом стал тормошить. Не мог понять, что к чему. Наверное, разум отказывался верить, что что-то могло случиться со Славкой.

Рафа замолчал на секунду.

– Потом на ватных ногах вышел я в гостиную, увидел пустой стакан и коробку с его снотворным на полке с книгами. Сперва не придал этому значения, а потом до меня дошло. Я вызвал «Скорую». Карета прибыла через десять минут, но они уже ничего не могли сделать. Кто-то из медиков позвонил в полицию.

Я сидела на стуле в скованном положении и боялась пошевелиться, не зная, что сказать. «Мне очень жаль»? Конечно, мне жаль. Мне так жаль, что я готова разрыдаться прямо сейчас и прямо тут, но единственное, что меня сдерживало, это то, что я находилась в кафе, месте, где есть другие люди, и мне было бы стыдно показывать им свое горе. «Все будет хорошо»? Нет, не будет. Когда умирают любимые и замечательные люди, хорошо уже не будет никогда. Ведь они никогда больше не возвратятся, не позвонят и не обнимут вас в знак своей дружбы и любви.

– Как тетя Валя? – заплетающимся от слез языком спросила я, вытирая бумажной салфеткой растекшуюся тушь с лица.

– Сейчас уже лучше. Она в больнице, под наблюдением. Я был у нее около одиннадцати, она упала в обморок, я отвез ее в поликлинику. У нее подскочило давление, была аритмия. Через пару дней она может вернуться домой.