изменилось. И теперь внутри Орион жил монстр. Она чувствовала его, и он был голоден.

Шелби была сломленной, слабой и хрупкой личностью, которая в детстве получала все, что хотела, и поэтому не понимала основных социальных сигналов. У нее был самый низкий процент выживания в этом мире.

Жаклин была сквернословной, агрессивной и грубой девушкой, которая притворялась кем угодно, только не слабой. Она вполне могла выжить в этом мире. Если ее фасад выдержит.

И Орион. Кем она была? Кто она такая? Она еще не зашла так далеко, чтобы думать об этом. Но она знала, что ей не понравится то, что она выяснит. Хотя одно она знала наверняка. Она не из тех, кто сможет забыть о докторе Бобе Коллинзе и о том, что он с ней сделал. И когда она сказала им это той ночью, призналась в своем желании убить его, в своих планах возмездия, она сама только наполовину поверила в это. Тогда она еще не знала, насколько настойчивым станет это желание, как часто его лицо будет преследовать ее во сне, и насколько собственническим станет потребность отомстить.

Глава 5

Было полнолуние. Должно быть, это что-то значило.

У Орион не было времени в детстве, чтобы прочитать обо всем этом. Затеряться в умах тех, кто верил — луна что-то значит. Но она насмотрелась фильмов ужасов об оборотнях, вампирах, вендиго. Она знала, что луна выпускает монстров на свободу. Монстров вроде нее.

Она начинала ценить то, что может сидеть в тишине и смотреть на прекрасное зрелище лунных кратеров, которые напоминали о ее собственных шрамах. Она думала об ужасных вещах. Ужасных для большинства, но для нее это было словно музыка для ушей. Она чувствовала себя единым целым с ночью, с темнотой. При дневном свете она ощущала себя беззащитной. Вместе с дневным светом приходили люди, и вместе с людьми приходило то нервирующее чувство, словно задыхаешься в собственном теле.

В тот вечер она долго смотрела на луну из окна отеля, впервые почувствовав с ней связь.

— Ты ведь раньше пошутила, ведь так, Орион? — спросила Шелби, и это вывело Орион из транса. Она понятия не имела, сколько времени просидела, глядя в одну точку и мечтая.

Телевизор долгое время был единственным звуком в комнате. Жаклин не могла остановиться на одном канале дольше, чем на пару минут, прежде чем пробормотать ругательства о реалити-шоу и мире, катящемся в ад, а также провозгласить, как невероятно было иметь более десяти каналов на выбор. Новости она переключала быстро. Никому из них не хотелось этого видеть. Пока нет. Они были королевами бала на всех новостных каналах Среднего Запада. Когда они садились в полицейскую машину, то видели, как перед больницей столпилась куча репортеров. Для Орион мысль о том, чтобы быть хотя бы отдаленно на виду у публики, приносила ей физическую боль.

Она сосредоточилась на Шелби, свернувшейся калачиком у изголовья кровати, ее длинная толстовка была натянута на колени. Она была такой маленькой. И такой красивой. Орион хотела утешить ее, сказать, что она говорила не правду, что это из-за перенесенной травмы и что она на такое не способна. Но утешать кого-то ложью — это не что иное, как стрелять в кого-то накачанного морфием. Он не почувствуют этого сразу, какое-то время человеку будет комфортно. Но ущерб рано или поздно проявится.

— Когда ты вонзила заточку во Вторую тварь, когда увидела, как он истекает кровью, лежа на гребаном бетоне, скажи мне, что ты не почувствовала того же, что чувствовала я? Скажи, что тебе не понравилось, хотя бы немного то, что у тебя появилась возможность наказать его за то, что он сделал с нами. Скажи мне, что эта власть ничего для тебя не значила. Скажи, что ты не сделала бы этого с Первой тварью, если бы могла? С доктором Бобом? С каждым ублюдком, который использовал нас, — ответила Орион со слезами на глазах.

Она спрятала лицо руками, стараясь успокоить быстро бьющееся сердце. Затем сделала глубокий вдох.

Шелби закусила губу.

— Да, наверное, у меня те же чувства… просто я не понимаю, почему ты хочешь так рисковать, ты ведь можешь сесть в тюрьму.

Гул телевизора был заглушен тем, что Жаклин отключила звук и повернулась лицом к Орион.

— Именно об этом я и говорю! Я тоже это ощущала, подруга, — сказала она. — Что-то в этой мести, в этом правосудии было сладостно и хорошо, и в этом чувствовалась сила, власть. Это было правильно. Но это была самооборона, ясно? Это было оправданно. Это… — она махнула рукой в сторону Орион. — То, о чем ты говоришь… это совсем другое. Чертов самосуд. Это преднамеренно. Слишком много гребаных минусов. Оно того не стоит, Орион.

Орион скрестила руки на груди, готовая ответить, постоять за себя. Они спорили не в первый раз и не в последний. В каком-то смысле Орион ценила Жаклин за то, что та держала ее в напряжении. За роль адвоката дьявола. За то, что была занозой в ее заднице.

— То есть, хотите сказать, что не сделали бы этого с доктором, который насиловал вас, если бы появилась такая возможность? — она бросила слова, как оружие.

И она знала, что была права. Но они тоже были правы. Оказаться в тюремной камере после всего, через что они прошли, было не вариантом. С той ночи, с того момента, как она впервые задумала убить его, она знала, что скорее умрет, чем проведет еще одну ночь в какой-нибудь клетке.

Жаклин прищурилась.

— Без сомнений, — ответила она. — Но это разные обстоятельства, и ты это знаешь.

Орион постучала босой ногой по ковру.

— А чем отличаются эти обстоятельства? — спросила она. — Он делал это с тобой. Со мной. С Шелби. Они продавали нас, как чертов товар. То, что мы сбежали, еще не значит, что он остановится. Он до сих пор на свободе. Такие люди, как он, никогда не остановятся, они не могут. Это как болезнь. И как остановить его, если не самообороной? Только исцелить от этой болезни.

Жаклин вздохнула.

— Я знаю, каково тебе сейчас. Я пробыла в этой проклятой Клетке дольше вас обеих. Если честно, я бы хотела отрезать член каждому из них. Но есть законы. Есть люди со значками и пистолетами, которые раздают приказы. Существует целая судебная система, Орион. В наши дни они знают о нас больше, чем мы сами! — она помолчала. — Преступники — это забота полиции, детка. Они ловят монстров, запирают