— А ты можешь себе представить, чтобы она родила кого-нибудь еще?

Джек это мог превосходно представить, но он так часто слышал, как Стивен рассуждает о наслаждении обществом этой маленькой гипотетической дочери, что просто сменил тему:

— Лоцман сказал, что других военных кораблей на реке нет — это хорошо, а то сохраняется определенная степень неудобства. Еще он сказал, что почта закрыта — дьявольски скучно. У тебя есть идеи, что заказать на обед?

— Холодный зеленый суп, жареную на огне рыбу-меч, зажаренного молочного поросенка, ананас, а к кофе — круглое марципановое печенье, чье название я забыл.

— Стивен, ты же разберешься с карантинным офицером, да?

— В этом кошельке приготовлена небольшая взятка. Нужно не забыть переложить его в приличную одежду, которую Киллик для меня достает. Это мне напомнило — нужно наконец найти кого-то на замену Падина. Киллик же увянет, прислуживая нам обоим.

— Думаю, что любой новичок увянет еще быстрее от его неприязни. После высылки бедного Падина Киллик уже привык считать тебя своей собственностью и обидится на присутствие любого другого. Единственное, что он вытерпит — какое-нибудь пугало, стоящее за тобой во время обеда. При всем желании он не может стоять за нами обоими, и это его отвлекает. Но зачем тебе наряжаться? Всего-то пообедаем в таверне у Жуана.

— Потому что я должен нанести визит во дворец и испросить аудиенции у патриарха. А на обратном пути загляну к корреспонденту моих банкиров.

Обед у Жуана прошел замечательно. Хотя портвейн оказался слишком уж португальским на вкус — тонкий, резкий и даже терпкий, зато кофе им подали лучший в мире. Доктора Мэтьюрина принял лично патриарх; он был добр и благосклонен сверх всяких ожиданий. И теперь Стивен шел в сторону места, которое английские моряки прозвали площадью Коротышки — там вели дела лиссабонские корреспонденты его банкиров. Его охватило вполне осознанное ощущение благополучия — солнце сияло над широкой рекой и бесчисленными мачтами на ней, и он радовался за Сэма. Но в то же время Стивен чувствовал, что за ним наблюдают. «Преступники, агенты разведки и лисы, которые выживают и живут достаточно, чтобы дать потомство, отращивают у себя глаз на затылке», — подумал он. Покончив с аккредитивом и некоторыми другими вопросами, он ничуть не удивился, когда на крыльце его поприветствовал скромно выглядящий мужчина в коричневом сюртуке. Незнакомец снял шляпу и спросил:

— Доктор Мэтьюрин, как я понимаю?

Стивен тоже снял шляпу:

— Меня действительно зовут Мэтьюрин, сэр.

Но он даже не выказал намерения остановиться, и тот, другой, спеша рядом с ним, продолжил тихим настойчивым голосом:

— Прошу прощения, сэр, за недостаток хороших манер, но я от сэра Джозефа Блейна. Он только что прибыл в имение Монсеррат в Синтре и просит вас приехать на встречу с ним. У меня экипаж под рукой.

— Передайте, пожалуйста, сэру Джозефу мои наилучшие пожелания, — ответил Стивен. — Я сожалею, но не имею возможности его дождаться, хотя надеюсь, что буду иметь удовольствие увидеться с ним на собрании Королевского или Энтомологического общества, когда в следующий раз буду в Лондоне. Доброго вам дня, сэр.

Это он произнес столь решительным тоном и с таким холодным взглядом бледных глаз, что посланник не настаивал, а застыл с побитым видом.

— Проклятый бандит, — ворчал Стивен, переходя площадь и направляясь вниз по руа да Оро. — Явиться даже без намека на верительные грамоты и предполагать, что я поспешу на холмы и буду молить Тайландье перерезать мне глотку. Тайландье, старший французский агент в Лиссабоне, обычно действовал гораздо профессиональнее.

— Эй, Стивен, — окликнул его Джек с другой стороны улицы. — Удачная встреча, приятель. Пошли, поможешь мне выбрать тафту для Софи. Хочу ей купить такой хорошей, чтобы сквозь кольцо можно было протянуть. Уверен, что в тафте ты разбираешься.

— Сомневаюсь, что во всем Баллинасло кто-нибудь разбирается в ней лучше. А если найдется синяя — куплю ее для Дианы.

Они вернулись на пристань со свертками. Поскольку Джек, не зная, сколько они пробудут на берегу, не стал отправляться на сушу на своей гичке, им пришлось бы нанимать лодку. Здесь их заметила компания «сюрпризовцев», вернувшихся из увольнения к баркасу точно в срок. Они завидели их через всю площадь и проревели: «Не тратьте деньги на ялик, сэр. Давайте с нами».

Джек с удовольствием отправился с ними в демократичной корсарской манере, хотя и порадовался, что его не видят офицеры на службе с их официальными шлюпками. Впрочем, стоит признать, что после первого вольного, раскованного приглашения шелмерстонцы вели себя столь же чопорно и безмолвно, как любые старослужащие военные моряки.

Джек был совершенно прав, когда говорил, что Киллик относится к Стивену, как к своей собственности – он тут же затолкал доктора  в каюту и заставил снять прекрасный сюртук из английского сукна, громко заявляя визгливым придирчивым тоном:

— Вы только посмотрите на эти пятна жира, они так глубоко въелись, что в них можно борозду прокладывать. А ваши лучшие шелковые бриджи, о Господи! Разве я не говорил вам класть пару салфеток, неважно, смотрит на вас кто или нет? Теперь бедняге Киллику придется все ночь тереть и скрести, и все равно они уже не станут прежними.

— Вот тебе коробочка португальского марципана, Киллик, — сказал Стивен.

— Я очень польщен, сэр, что вы помните, — ответил Киллик, который обожал марципаны. — Спасибо, сэр. Ну а теперь, когда вы надели старую одежду — чистую и сухую — с вами хочет побеседовать мистер Мартин.

В кои-то веки серьезный, частный разговор не требовалось вести ни на топе мачты, ни в самом отдаленном уголке трюма, Стивен и Мартин свободно владели латынью и, несмотря на варварское английское произношение последнего, прекрасно понимали друг друга.

— Стэндиш попросил меня обратиться к вам, поскольку вы, как никто другой, знаете капитана Обри. Думаете, он согласится принять отставку казначея? По словам Стэндиша, вы говорили ему, что нет лекарства от морской болезни, — сказал Мартин.

— Именно так.

— И хотя он сильно любит море, но очень хочет избежать повторения тех страданий, которые претерпел, если капитан согласится освободить его от должности.

— Я не удивлен. Он настолько обессилел, я никогда не видел ничего подобного. Но меня удивляет внезапность его решения. Он внимательно и с живым интересом слушал все наши объяснения при отплытии и прекрасно знал о том, что ему предстоит пережить и, скорее всего, не один раз.

— Да. Меня это тоже поразило. Но он всегда был странным, непостоянным созданием.

— Мне кажется, он так же внезапно отказался от должности священника англиканской церкви, изумив своих друзей.

— Это не совсем то же самое. Чтобы получить приход, он должен был письменно согласиться с тридцатью девятью статьями, а тридцать первая описывает мессы как, простите, богохульные сказки и опасную ложь. Когда он дошел до нее, то сказал, что не может под этим подписаться, забрал шляпу, откланялся и ушел. В то время он был влюблен в одну молодую католичку, но не знаю, повлияло ли на принятое им решение это или что-то другое. Мы никогда не говорили на эту тему, не были настолько близки.