Я вспомнила анекдот: «Весело бренча карабинами, мимо пронеслась связка альпинистов». Овраг тянулся с северо-запада на юго-восток. Идти направо смысла не было. Я отправилась влево и, одолев с полверсты вдоль обрыва, пришла к неутешительному выводу: дальний склон не для меня. Уплотнились тучи, начался дождь, с первых же капель переходящий в ливень. Увязая в траве, я помчалась в ельник. Забралась под юбочку к пышной красавице и прижалась к стволу. Смотрела на дождь и рыдала, как в первую ночь после проваленного экзамена...

Остаток дня я провела в каком-то ностальгическом дурмане. Прошла пару верст вдоль обрыва, повернула на девяносто градусов и побрела на юго-запад, по неосвоенным землям. Я двигалась, как зомби, без цели и желания. Огромная пустельга спорхнула с ветки и, расправив крылья, пронеслась над головой, заслонив свет. Я даже бровью не повела. Бурый медведь – груда жира и шерсти – переваливаясь на четырех лапах, подходил к ручейку на дне оврага. Смотрел на воду, бил по ней лапищей, опять смотрел. В иной день я сорвалась бы с места и с визгом умчалась, а сегодня просто сидела в укрытии и равнодушно ждала, когда эта туша уберется. Но медведь бродил по ручью, ему это очень нравилось. Пришлось самой подниматься по течению, чтобы переправиться...

В низине голубело озеро, обрамленное ряской. Я обошла прибрежные заросли, поднялась на возвышенность. И вновь тянулись кусты, за ними – овраг. Бесконечно долгий склон, я буксовала в гигантском папоротнике, обходила огромные деревья. Камни, трещины... Я брела через все это мрачное великолепие, ощущая лишь острую потребность в анальгине. «Слабовольная ты у меня, Дашка, – сетовал Кирилл. – Вот сидишь одна дома и стонешь, стонешь... Оставь тебя одну в тайге – помрешь же на первом гектаре...»

Я превращалась в механического робота. Гиблый лес сузился в тропу, заваленную гниющей растительностью. Я могла и не заметить среди нагромождений скал, кустарников, живых и поваленных деревьев переломанный фюзеляж самолета.

Но я заметила. И встала.

* * *

Я смотрела на разрубленный пополам самолет и превращалась в дерево. Ветер шумел высоко в соснах, гнал на север тучи, мелкий дождь то падал, то нет. Какая-то птица в лесу зловеще причитала на тягучей ноте...

Вот и стало одним «крылом Отечества» на свете меньше. Как он падал с небес – кувыркался или тихо планировал, – никто уже не скажет, но после падения взрыва не было. Самолет срубил несколько деревьев, ткнулся носом в землю под скалой, переломился и успокоился. Хвост практически отделился – как отрубленная голова, удерживаемая лишь лоскутьями кожи. Деревья сомкнулись – как смыкается трясина над головой утопшего. Поврежденные сосны рухнули на фюзеляж. Не думаю, что он просматривался с воздуха. Дно оврага, повсюду зелень... Чтобы увидеть самолет, «протянувший ноги», нужно знать, что он именно тут, а не сотней километров левее. Прав был Борька – обнаружить в складках южнее Хананги упавший предмет – задачка хитроумная.

Ступор и страх сменились благоговением. Можно подумать, я обнаружила Янтарную комнату со святым Граалем и золотом КПСС в углу. «Только руками не трогай», – приказала я себе, посмотрела по сторонам и медленно отправилась к месту крушения.

Чем ближе я подходила, тем сильнее ощущалась сила противодействия. Воздух густел и пружинил. Злые духи охраняли самолет? Скрипя и плющась, я дошла до крыла. «Только не касайся ничего», – повторила я и провела рукой по пестрящему заклепками листу дюраля. Металл был холодным и слегка шершавым. Поправив за спиной рюкзак, я взялась обеими руками за крыло, подтянулась и забросила колено... Медленно поднялась. Земля отъехала. Крыло подо мной не подломилось – даже не дрогнуло. Я вынула пистолет (кого собралась расстреливать?), встала боком и очень медленно, шажок за шажком, двинулась к огромной рваной дыре в фюзеляже...

Благодаря недолгому посещению мединститута чужая смерть не производит на меня впечатления разорвавшейся бомбы. Но от радости при виде мертвецов я не прыгаю. Тем более нескольких и упавших с высоты тысячи метров. Зрелище было муторное. Обрывки обшивки, электропроводки; кресла вырваны и смяты. Дверь в кабину пилота просто отсутствовала – месиво железа, битой электроники и человеческих фрагментов. Всюду кровь – она впиталась в останки салона (срок прошел немалый – с воскресенья по четверг). Сколько человек перевозил самолет, учету вряд ли подлежало. Я пулей вылетела на свежий воздух. Закрыв глаза, восстановила дыхание и вернулась обратно. Судя по растерзанным фрагментам, в носовой части летело человек шесть, причем половина была одета в гражданку, а половина – в буро-зеленый камуфляж. Относительно неплохо сохранились двое – молодые мужчины в цивильных костюмах; но их тела напоминали набитые бисером куклы: конечности вывернуты, головы скручены. Можно представить, в какое крошево превратились их кости. Кто-то приходил сюда покушать: тела явно грызли. Мама божья...

И ничего похожего на груз. Зажав нос, я перепрыгнула в хвостовой отсек. Эта часть самолета пострадала в меньшей степени. Некоторые сиденья были целы, на одном из иллюминаторов сохранился огрызок стекла. Картину портили два трупа. Один, раздавленный, пригвожденный к обшивке сорванным сиденьем, другой, в тисках расплющенной хвостовой части, – глаза из орбит, руки по локоть оторваны. Над верхней губой щеточка коротеньких усов...

Человека заклинило не одного, а вместе с его ношей. Зеленый предмет отливал металлом. Даже в смерти усач не желал расставаться со своим багажом – прикрывал его телом, старался сделать как можно незаметнее.

Собравшись с духом, я встала на колени, запустила руку покойнику под живот и нащупала гладкую поверхность предмета. В нос ударил смрад разложения. Я продвинула пальцы дальше и нащупала ручку. Она бесшумно провернулась, удобно улеглась в руке. Я стала тянуть находку на себя – сначала легонько, потом сильнее. Предмет скрипел по ребристому полу, вот он появился на свет, но вместе с ним, обретя степень свободы, на меня пополз покойник! Искаженная физиономия в трупных пятнах чуть не впилась в меня губами. Я с визгом отпрянула. Покойник отстал, в руке осталось нечто, одновременно напоминающее сундучок, чемодан и цинк для патронов. Поблескивала свежая краска.

Зачем я стащила этот сундук мертвеца – вопрос интересный. Вероятно, интуиция подсказала, что вопрос принадлежности сундучка и вопрос моей выживаемости – вопросы почти родственные. Голова после недолгого «технического перерыва» вновь заработала. Я спрыгнула на землю и бросилась в лес. Попутно думала. Мои бывшие коллеги следуют тем же курсом. Если промахнутся, пройдя мимо, то через полчаса на их пути возникнет гигантский «Большой каньон». Они вернутся, они не могут не вернуться. Не ангелы, чтобы летать. Станут бродить по окрестностям, ожидая появления вертолетов, и в какой-то миг окажутся в этом овраге, где имеется сюрприз из двух разорванных половинок...

После того как меня перестало рвать и метать, я пошла на север, к озеру. Сундучок оказался нетяжелым, поэтому навьюченную ослицу я напоминала лишь отчасти. Уютное озеро в окружении плакучих ив переливалось мелкой рябью. Ветер шевелил желтые лилии на плоских листочках. Водоем был компактным – метров семьдесят в поперечнике. Поигрывала рыбка. Из леса доносились птичьи голоса. Я пролезла через заросли осоки, забралась в густой ивняк и вскоре уже сползала к берегу.