– Я неприхотлив, – похвастался он, вылизывая ложку. – В армии служил подальше от кухни, поближе к начальству.

Птица счастья оказалась недожаренной, но в целом не ядовитой. На мой жалобный вопрос, не найдется ли у него в рюкзаке второй подходящей половинки, Борька развел руками – все в руках господа. А на сегодня рука дающая свою норму выполнила...

Я уснула в пропахшем мужиком мешке, но тут же он принялся меня тормошить.

– Проснись, засоня, проснись... – ворошил меня Борька, словно опавшую листву.

– Да отстань, – отбивалась я. – Иди к черту, противный... Который час?

– Полночь, Дашок, полночь. Поднимайся, дело есть.

– На луну будем выть?

Я открыла глаза. И сразу сообразила, что сморозила глупость. На луну в Якутии летом выть нельзя. Выть можно на солнце. Бедные волки...

Борька был скорее задумчивый, чем встревоженный. Неглупое чело бороздили вопросительные знаки.

– Дарья, ответь мне серьезно. Ты точно не брала груз с самолета?

– Не-е, – замотала я головой, – точно не брала. Мне этот груз – как корове словарь психиатрических терминов. Я посплю, а, Борь?

– Подожди, успеешь. Давай рассуждать. Ты не брала, я не брал. Турченко, по твоим словам, шел без груза...

– Он мог зарыть...

– Подожди. Зарыть могли и ты, и я. Не проще допустить, что груз слямзил тот, кто убил Усольцева? Свидетелей его кражи не остается, понимаешь?

– Точно, – я зевнула. – А тебе не все равно, кто его слямзил? Лично мне на груз положить и придавить.

Борька явно выходил на ложный след. Груз, если кто не помнит, сперла я, но, видит бог, я не убивала Усольцева. Я вообще по жизни никого крупнее таракана не убивала.

– Мне чихать на груз, Дашуля, – убежденно заявил Борька, – но я не хочу, чтобы из-за него нас переубивали, как гусей в камышах. Боголюбова убили, Усольцева убили. Блохов сам сыграл в ящик, но во имя чего? Кому-то этот груз ценнее всех наших жизней. Он не остановится, пока не останется один. А потом любыми способами будет искать связь со своими. Не заметят с воздуха – не беда. Он мог, например, запомнить место, где во вторник выбросил передатчик...

– Зачем ему наша смерть, Борис? Куда проще забрать груз и топать на все четыре. Или ждать вертолет с неба.

– Но в таком случае мы узнаем, кто он такой. Он убил двух человек. И нам плевать, что он всесильный агент спецслужбы, ставящий себя выше закона. Лично я его убью вот этими руками. Полагаю, остальные тоже не станут церемониться. Он не может не учитывать наши возможности, согласись. Он не безымянный агент. У него фамилия и конкретные координаты. Если их не знаем мы с тобой, знают другие люди, которых можно найти. У меня знаешь, какие связи?

– Ты хочешь его вычислить?.. Хм, Борька, не знаю, прав ты или нет, но мне это очень напоминает лекарство от скуки.

– Я хочу собрать до кучи разбежавшийся народ, – угрюмо поведал Борька. – Полагаю, тот из нас, кто тиснул груз, не придет. Он осторожный.

– Ну-ну, Борька, удачи, – я зарылась головой в спальник и неудержимо провалилась в сон. Он, кажется, продолжал что-то говорить, но уже не для меня.

Предметного разговора не получилось. Тогда Борька пошел ва-банк: зацепила его навязчивая идея (ложная идея: сундучок стащила я!). Под ухом прогремела автоматная очередь. Я вылетела из мешка с вытаращенными глазами.

– Ты что, свихнулся?!

Он расхохотался.

– Нормально вштырило, Дашок?

Поднял свой «Каштан» и выстрелил еще раз – в небо.

– Прекрати! – заорала я. – Зачем?!

Он нажал на крючок еще раз и выпустил длинную очередь. Потом покосился на мой пистолет, который я машинально выдернула из-за пояса (у меня скоро манеры станут, как у техасского рейнджера).

– Ты применяла пистолет?

– Однажды, – огрызнулась я.

– При каких обстоятельствах? – насторожился Борька.

– При невнятных. В медведя шмальнула, – соврала я. – К ручью выходила, а он там рыбу полоскал ко мне задницей. Или руки мыл, откуда я знаю? Пальнула, сразу на обрыв и бегом в лес. Даже не знаю, попала ли... Борька, ты чего в белый свет лупишь?

– Дай мне пушку.

Он протянул руку. Я покачала головой, убирая пистолет за пояс.

– Нет уж, Боренька, теперь он мой. Вот выйдем из леса, получишь свою игрушку. В коробочке, с ленточкой и поцелуем в щечку. А пока не приставай ко мне.

– Да больно надо, – он убрал руку и злорадно хлестнул затвором. Я заткнула уши. Заставь дурака богу молиться...

– А вот теперь костер пошире разведем, – удовлетворенно молвил Липкин, озирая безмолвный лес на предмет топлива.

Чудак, решила я. Ни ума, ни такта у парня – одна фантазия. Демонстративно простонав, я нырнула в мешок, где и уснула недолго думая.

...Снова толчок в плечо. Да что ты будешь делать, геноцид какой-то...

– Дашок, проснись, идет кто-то... Доставай ствол.

Я села, хлопая глазами, как осетр жабрами. Ничего не изменилось. Серая ночь оставалась за пределами полянки. Трещал костер, очерчивая окружающие деревья оранжевым кольцом. Борька Липкин с физиономией властелина этого кольца сидел на полянке и чутко водил ушами.

– Сработало, Даш... А ну, уползи от костра и держи его на мушке...

Я на четвереньках куда-то подалась, волоча за собой спальник. Борька наступил на него – он отцепился.

По тайге действительно кто-то шел. Незнакомец не таился – производил при ходьбе демонстративный треск. Борька пальцем показал на сосну у края полянки. Тем же пальцем изобразил полукруг: «огибни», мол, и не отсвечивай. Сам положил руку на «Каштан», сел на колено, палочкой заковырял в костре.

Я затаилась. Неуютно тут было. Нога вошла во что-то мягкое, податливое, но времени подумать, куда я попала, уже не было. Я подняла пистолет...

На поляне появился Турченко. Я так и думала. Вошел по-свойски, без опаски. «Каштан» висел на плече стволом вниз. Оглядел полянку, сбросил оружие, мешок, присел у костра. Сдержанно кивнув Липкину, повернул голову. Глаза насмешливо заблестели.

– Даша, не сиди в муравейнике. Укусы муравьев не всегда полезны.

Я пронзительно заверещала, выдернув ногу. Не переставая голосить, заметалась по полянке, стряхивая с ног невидимых монстров. Сбросила сапог, принялась выколачивать его о землю.

Борька с Турченко смотрели на меня почти серьезно и... как-то одинаково. Когда я перестала отплясывать и, тяжело дыша, плюхнулась к костру, Липкин без тени юмора заметил:

– Сдурела баба.

– Венгерский танец, – добавил Турченко. – Послушайте, господа, я, может, не в той плоскости соображаю... Ваша пальба – это плановый семейный скандал или приглашение?