пациенты не в состоянии испытывать обычные эмоции, пренебрегают личной гигиеной и не обращают внимания на окружающих.

Хм… а если притворяется? Знаете, люди бывают, ну, очень талантливы в таких вещах. Мог с кем-то сговориться и сбежать? Надо бы в больничку наведаться…

Села за руль и погнала в «Святую Елену», благо пробок практически не было – странно для вечера субботы, – и минут через сорок я была на месте.

Мрачное здание окружал высокий забор, через такой нелегко перемахнуть. Ворота заперты, калитка оснащена домофоном. Нажала на кнопку, спросила, могу ли встретиться с Бурлаковым.

Мне даже открывать не стали: клиника на карантине, пациент в тяжелом состоянии, визиты к нему запрещены. К тому же приемные часы только после обеда – если вдруг кому-то захочется встретиться с лечащим врачом.

– Он не выходил из здания? – спросила я.

– Девушка. – Ага, домофон у них оснащен видеокамерой. Я старательно заулыбалась. – Вы понимаете, что Бурлаков – овощ, и так уже больше трех месяцев. Придет он в себя или нет – одному Богу известно, – нервозно буркнули мне и отключились.

Я поблагодарила собеседницу, отошла от калитки. Обошла здание по периметру.

Ну, что я могу сказать навскидку: отсюда не так-то просто выбраться без помощи работников больницы. Камеры стоят каждые пару метров – наверное, после того случая…

Года полтора назад компания шизофреников сбежала из больницы, ребята успели напугать окрестных мамочек с детьми и бабулек агрессивными воззваниями покаяться, ибо космические голоса предрекают конец света. С тех пор охранку могли и усилить.

Притворяться в течение трех месяцев никому не под силу. Здесь все-таки постоянный присмотр, кто-то да заметил бы неладное.

С другой стороны… если взглянуть повнимательнее… подмигивают огоньки далеко не всех камер. И тут экономия. А в голосе моей собеседницы слышалось что-то такое… нервозное… не вызывающее доверия.

А значит… Евгения Охотникова идет на разведку.

Сумерки потихоньку сгущались. Народу в окрестностях практически не было – не самое популярное это место для прогулок. А значит…

Обойдя забор по периметру, я отметила для себя чудесный участок – скрытый высокими тополями и густым кустарником, с нерабочей камерой и довольно-таки выщербленным камнем забором. Замотала волосы банданой, чтобы не мешались, и ловко забросила «кошку» – особый крючок с тросом, который применяют альпинисты, штурмуя очередную высоту. Ловко взбежала на ограду и, отцепив приспособление, скользнула вниз, на чахлый желтый газон. Передо мной высилась стена больнички, практически глухая – окна забраны решетками и замазаны белой краской, форточек нет, дверей тоже.

Крадучись обошла здание. Охранники тусовались в своей будке у калитки, и я их понимаю: кого здесь ловить? Прогулки, если они и дозволялись, уже завершились, и двор был пуст. Вот только что делать с дверью? Там обязательно будут сидеть «церберы» в так называемой регистратуре. А значит… мы пойдем другим путем.

Я пробежалась вдоль стены, заглядывая в окна первого этажа. И замерла, услышав приглушенные голоса.

– Ты только подумай, кому-то Бурлаков понадобился! Мало нам его мамашки взбаламученной, – возмущался женский голос.

Да это регистраторша, которая со мной по домофону общалась! Интонации какие характерные!

Заглянула краем глаза сквозь щелку на окне – стоят две… медсестрички, наверное. В белых халатиках, с наколками на головах. Одна – та, что говорит, – высокая, корпулентная дама предпенсионного возраста, в изящных очочках. Вторая – худенькая девушка, миловидная, с длинной темной косой, спускавшейся до лопаток.

– Мам, ты-то что нервничаешь? – Молодая коснулась рукава халата своей собеседницы. – Ну, Бурлаков, ну, понадобился.

– А ты почему такая спокойная? В твою смену сбежал! И если его не найдут, уволят тебя, как пить дать уволят. И что, опять на шее у меня сидеть будешь?

– Да успокойся ты! У нас пока карантин, родственников не впускают.

– И долго этот карантин может продолжаться?! – всплеснула руками женщина. – Вон в Минздраве говорят уже, что еще недельку – и все, вирус на убыль пошел. Хорошо еще, мамаша-Бурлакова пока не рвется «хоть в окошечко над дверью посмотреть» на сыночка своего ненаглядного.

– Ну, и будет рваться, подумаешь? – легкомысленно повела плечами девица. – Вот, отведем к палате, где Бодриков. Он все равно овощ овощем лежит, в простынку закутавшись и к стенке отвернувшись.

– А если повернется?! Да и вообще, псих по улицам расхаживает. А менты ни ухом ни рылом.

– Мам, не переживай, все обойдется. Найдут его, обязательно найдут, – вздохнула девчонка. И добавила: – Ладно, я – собираться и домой.

– Ужин только разогрей обязательно. – Но я уже не слушала.

Метнулась сквозь пустынный двор к забору. Девицу надо встретить и разговорить. Если я правильно поняла, господин Бурлаков соизволил сбежать… А значит – выясняем, когда именно. Ну, и пытаемся его обнаружить.

Кстати, интересно, где может обитать не вполне адекватный человек? У мамы? Очень маловероятно. Я вообще-то неплохо определяю, лжет человек или нет. Так вот, она со своими терзаниями была совершенно искренна…

Перелезла через забор я легко. Успела стянуть с волос бандану, подкраситься и даже легенду продумать.

Медсестричка выскочила из калитки и побрела в сторону остановки.

Я догнала ее и окликнула:

– Девушка! Вы отсюда?

– А вы кто? – насторожилась девушка.

– Из полиции. Приглашенный консультант. Евгения Охотникова, – сухо отрапортовалась я. – Меня привлекли к делу об исчезновении Александра Бурлакова. Мне необходимо с вами переговорить.

– Чем могу вам помочь? – встрепенулась девушка.

Повезло мне, доверчивая. Впрочем, дело не только в везении. Есть такая штука интересная – нейролингвистическое программирование. И я ею умею пользоваться. Одна из базовых методик заключается в следующем. Ошарашить человека напористым голосом и несколькими не слишком друг с другом связанными фактами, и он теряется, а тогда логическое мышление отключается.

– Расскажите все, что знаете о его исчезновении. Мне важна любая мелочь. Учтите, я – и пока только я – уже в курсе, что была ваша смена. – Да-да, припугнуть человека тоже порой не помешает.

Девчонка побледнела. Судя по выражению лица, в ее мозгу крутился вопрос: «Кто меня сдал?»

– Итак? Для начала представьтесь.

– Алена. Алена Игоревна Валяева, – покорно сказала девушка. – А было… Он… Александр Бурлаков… у нас