Ветер меняется. Из обычного легкого бриза он превращается во что-то иное, странно знакомое. Слов нет, только напев – выше, ниже, как музыка, и на мгновение мне кажется, что я дома, в кровати, под одеялом. Что я сплю. Но это не так. От странного напева у меня начинает кружиться голова, и я пробую отгородиться от него, не слушать… но мир погружен в непроницаемую тьму, и мне не на чем сосредоточиться. Музыка, кажется, звучит все яснее, яснее, и в какой-то момент я точно понимаю, откуда она исходит. Отбросив камень, я поворачиваюсь и делаю несколько неуверенных шагов в сторону от холма, к тому месту, где маячила фигура, где я и сейчас еще могу ее видеть.

Пальцы нащупывают отцовский нож, я вытягиваю его из ножен на бедре и, придерживая, двигаюсь вперед, как слепая, понимая только, что склон остался у меня за спиной. Помню, что, пока все не потемнело, я успела наткнуться на несколько больших камней и на дерево, поэтому шагаю неуверенно, чтобы не удариться о какой-нибудь острый край. Ветер продолжает напевать, мотив все повторяется – выше, ниже, – и я могу поклясться чем угодно, что знаю эту песню. А когда понимаю, где я ее слышала, у меня кровь стынет в жилах.

Ветер и его песня окутывают меня, мелодия повышается и понижается, звучит в ушах все громче, и вдруг земля уходит у меня из-под ног. Чтобы не упасть, мне приходится остановиться. По спине у меня бегут мурашки, и я зажимаю себе рот, чтобы не закричать.

Не спеши, наберись терпения, Лекси, – предостерегает меня голос отца.

Я стараюсь успокоиться, умерить пульс, который стучит в ушах так, что я за ним ничего больше не слышу. Сдерживая дыхание, я жду, чтобы песня ветра окружила меня толстым слоем, одеялом из шума. Жду, когда мое сердце сделается частью этого шума, а не оглушительным барабанным боем у меня в ушах. Как только мои нервы начинают успокаиваться, я слышу в нескольких футах от себя новый звук, он доносится от подножия холма. Это шаги: кто-то тяжело идет по траве вниз.

Я успеваю развернуться на этот звук как раз когда облака расступаются и несколько лучей лунного света падают на землю – после кромешной мглы они кажутся ослепительно яркими. Свет поблескивает на лезвии моего ножа, на камнях, на темной фигуре. И наконец я ясно вижу силуэт мужчины. Я бросаюсь на него и толкаю, опрокидывая на склон. Свободной рукой бью его в плечо, а коленом в грудь.

Свет обрисовывает его шею, скулы, в точности так, как в первый раз, когда я увидела его в окно. Я гляжу в те же темные глаза, которые упорно не хотели встречаться с моими на холме у дома сестричек.

– Что ты здесь делаешь? – спрашиваю я, приставив к его горлу охотничий нож. Сердце у меня колотится, я с силой сжимаю рукоять, но он даже не вздрагивает и не издает не звука, а просто моргает.

Медленно я убираю нож, но коленом продолжаю прижимать его к траве.

– Почему ты здесь? – снова задаю я вопрос, отгоняя досаду, возникшую разом и от того, что он следил за мной, и от того, как я радуюсь, что это оказался он. Он смотрит на меня оценивающе своими черными, как ночь вокруг нас, глазами, и ничего не говорит.

– Отвечай, Коул, – я предупреждающе поднимаю нож. Он отворачивается, сжав зубы.

– Здесь небезопасно. Особенно ночью, – отвечает он наконец. Голос у него четкий и в то же время мягкий, он странным образом заглушает ветер, скорее звуча с ним вместе, чем противореча. – И зовут меня не Коул.

– Так ты меня провожал? – Я отодвигаюсь от него, стараясь не дать ему заметить, что вся дрожу.

– Увидел тебя здесь одну, – неуловимым изящным движением он поднимается на ноги. Серый плащ колышется у него на плечах. – Хотел убедиться, что с тобой все в порядке.

– С чего бы это мне быть не в порядке? – мой вопрос прозвучал слишком поспешно. Я глубоко вздыхаю. – Почему ты бросился бежать?

Я жду, но он не отвечает, а вместо этого так внимательно рассматривает землю под ногами, что я не сомневаюсь – он пытается увильнуть от ответа. Наконец он все же подает голос:

– Так проще, чем объясняться.

Последние облака улетают прочь, лунный свет заливает пустоши.

– Ты должен вернуться в дом сестер. – Я оглядываюсь на холм, на дома позади нас. Не дождавшись от него ни ответа, ни движения, я снова смотрю на него. – Я серьезно, Коул. Если тебя здесь увидят…

– Ты меня здесь увидела.

– Да, но я не считаю, что ты похитил Эдгара. А другие могут так думать. Пойми, ты объявился в деревне, у самого дома Эдгара, как раз накануне его исчезновения. Сам понимаешь, как это выглядит.

– Ты тоже там была.

– Но я здешняя. И я следопыт. Мой отец тоже был следопытом. А кто ты? – и я сама морщусь от того, как резко звучит мой голос.

– Когда я догадался, что ты здесь делаешь, подумал, что мог бы помочь, – говорит он, почти шепотом. Удивительно, что мне удается расслышать на таком ветру.

– Чем?

Он поднимает темные брови.

– У меня зоркие глаза. Я думал, что могу что-то найти. След или зацепку.

– Или скрыть что-то. – Я понимаю, это прозвучало зло, но это именно то, что скажет мой дядя. Те обвинения, которые он станет выдвигать против чужака, если обнаружит его в западной части деревни.

– Ты же знаешь, что это не так, – говорит он, и в его голосе слышится отчаяние. – Я не делал ничего дурного.

Я вздыхаю.

– Извини, Коул, – я поднимаю глаза к луне, удивляясь, как далеко она успела проплыть по небу. Вокруг нас уже совсем ночь, и у меня от усталости голова уже не такая ясная. Я теряю время, – но мне пора.

Я шагаю к домам, руки до сих пор немного дрожат после этой погони в кромешной темноте. Коул, похоже, никак не может решить, что ему делать: поворачивается в одну сторону, а смотрит в другую. Луна светит так ярко, что кожа у него будто светится в темноте. Бледное лицо, темные глаза, грустный рот – кажется, что он весь нарисован только двумя красками, черной и белой, как и весь мир ночью.

Когда я уже удаляюсь на несколько шагов, он вдруг заговаривает.

– Лекси, погоди. – Он догоняет меня и хватает за запястье. Вроде бы передумав, отступает, но руку мою продолжает сжимать. Это сбивает меня с толку. – Думаю, я могу помочь, если ты мне позволишь.

Я вглядываюсь в его лицо.

– Как это?

– Я говорил тебе, у меня зоркие глаза. И я что-то нашел. Это почти незаметно, но оно там есть. Я уверен.

Он отнимает руку и машет в сторону домов, за полосой травы.

Я колеблюсь. Не дождавшись ответа, он продолжает.

– Взгляни хотя бы.

Я киваю. Коул ведет меня за те дома, к западу, в поле, где я первый раз заметила тень. На нас выходят окна дома Эдгара, тускло освещенные изнутри. Коул тащит меня наверх, к окну, и я вздрагиваю, заметив, что он движется совсем беззвучно. Ноги его касаются земли, оставляют следы, но под его башмаками не шуршат ни листья, ни сухая трава. Моему отцу бы это понравилось.