убьют за «развратные темы» статей.

Были и благодарные слова от родителей.

И огромная, неумело высказанная благодарность от детей, которым объяснили и помогли.

С подростками надо было разговаривать, глядя в глаза, не тушуясь, не стесняясь, простым, доступным околомедицинским языком, обходя народную и неформальную лексику или застенчивое заикание, намеки и красные пятна стыда.

Не скажу, что всегда это оказывалось просто.

Со взрослыми тоже приходилось нелегко.

Мы работали в школах, средних учебных заведениях в больших аудиториях подростков и даже в институтах усовершенствования учителей и врачей с лекциями по этапам психосексуального развития.

Помню, как в этих аудиториях на лекциях специалистов, работавших с детьми, раздавался гомерический хохот, и администрация прибегала с ужасом: «Что за звуки? У нас такого не было». Все объяснялось просто — учителя и врачи отвечали на те же вопросы, что мы задавали детям. Например: какая часть тела главная в браке?

Вопросы были в микрофон, а ответы анонимные на бумажках, и когда я их зачитывала, аудитория взрывалась хохотом.

Взрослые отвечали, что главное — это член. Подростки — голова.

Еще вопрос: кто ответственен за контрацепцию?

Взрослые — Минздрав, Райздрав, Аптечное управление. Дети — мужчина или оба партнера. И так далее.

Не могу забыть свою лекцию в Московском институте усовершенствования учителей для учителей физкультуры.

Разгорелся спор — надо ли освобождать девочек от уроков физкультуры во время месячных?

Мужчины настаивали на том, что тренировка нужна, чтобы не терять форму, и не важно, в каком состоянии подросток пришел на урок.

Долго спорили, пока я наконец, разозлившись, не спросила самого агрессивного учителя физкультуры:

— А вы когда-нибудь ходили с мокрой кровавой ватой на спине?

В зале — шок! В то время не было никаких прокладок, широко рекламируемых сейчас на всех экранах, и женщины пользовались ватой.

После такого убийственного аргумента были разрешены пропуски уроков физкультуры.

О нас много писали и говорили, подчеркивая новизну, необходимость и актуальность такой структуры.

Много статей было опубликовано в центральной прессе. Помню, большой ажиотаж вызвали статьи на целую страницу в серьезной центральной газете с огромным тиражом на тему: «Мастурбация у женщин» и в следующем выпуске — у мужчин.

Было море писем. Меня грозились убить или слезно благодарили. Люди реагировали очень активно.

Прошел цикл телепередач на московском ТВ «Девочка становится девушкой». В газете «Труд» опубликовали мою рецензию на фильмы «Маленькая Вера» и другие, после чего мы еле выжили.

Утонули в письмах и в различных реакциях трудящихся. Пытались отвечать и письменно, и через СМИ.

И венцом моей «карьеры» на почве sex education стала телепередача Листьева «Тема» на главном канале.

Ко мне подъехал ассистент Листьева и, обнаружив непаханое поле информации, попросил меня не выкладываться, а оставить рассказы для камеры на прямой передаче.

Меня пригласили в телешоу; выписали пропуск на телевидение в Останкино. Встретила меня молодая девушка, воскликнувшая: «Я знаю вас! Видела вашу передачу «Девочка становится девушкой» и я кричала: мама, послушай, что говорит эта тетенька! Как интересно!» Вот они, проросшие семена, посеянные нашей инициативой!

Девушка привела меня в комнатку, и гримеры стали работать с моим лицом. Я не понимала, что происходит и зачем.

Я была уверена, что меня посадят в первый ряд среди публики на скамейках и спросят по порядку (как было в передачах) мое короткое мнение.

Вдруг в комнатку вошла звезда! Листьев поздоровался и сел в соседнее кресло. Над ним запорхали женщины.

Я, уверенная, что он не знает, кто я такая (наивность телевизионная — это же была его гримерка!), произнесла опрометчиво:

— А зачем вы меня красите, как клоуна? Я же как специалист по теме пришла, а не выступать.

Листьев с соседнего стула вскинулся:

— А что, Никулин — это стыдно?

Я не ожидала такой атаки и вступила в оборону.

Словесная перепалка между нами продолжилась, а я всё еще думала, что он не снизойдет до меня как до интересного субъекта.

Гримеры меня отпустили, я взбила прическу по-своему, и меня куда-то повели. Вводят в большой, ярко освещенный сотнями камер зал, полный сидящей на скамьях публики. Как обычно на его передачах.

Глазами ищу место на первом скамеечном ряду (думала, что заслуживаю). Вижу всю мою команду сотрудников, свою дочь с мужем, которую по блату поставила в список сотрудников.

И — о ужас! — меня и коллегу Сергея Агаркова неожиданно сажают на сцену в середине зала, где два кресла друг к другу.

Туда, где уже сидели многие знаменитые и даже уже покойные: Собчак, Старовойтова…

Мы и не предполагали, что мы — главные герои в дискуссии о проституции. Так решил Листьев.

Кстати, нам сказали, что, поскольку мы получим деньги, мы должны придерживаться заданных позиций!

Дискуссия крутилась вокруг темы нужны ли России публичные дома. И нам сказали: вы, Попова, будете против проституции, а вы, Агарков, за! Мы с Сергеем переглянулись и поняли, что выразим наши позиции ровно наоборот!

Кстати, никаких денег мы не получили; нам и не предлагали, мы и не ждали, но кто-то объяснил нам, что такая приманка практиковалась на этой передаче.

Передача позже получила название «Легализация проституции». Происходило все в 1992 году.

Можете себе представить многомиллионную аудиторию листьевских передач, да еще с таким скандальным вопросом.

А тогда я с ужасом вспомнила недавнюю передачу с Тамарой Глоба, которую, если можно так сказать, буквально размазали. А я с ним 15 минут назад ожесточенно спорила. Неосмотрительно!

И правда, Листьев начал меня атаковать довольно неуважительно и саркастически. Не знаю, было это запланировано или я ему не понравилась за дерзость…