А Арончик в тот день сломал руку. Кажется, опять откуда-то спрыгнул, чуть весь праздник не нарушил!

Вот так же она лежала тогда, закрыв лицо руками, и думала – неужели это случилось? Студентка, деревенская девочка – и вдруг жена взрослого уважаемого человека? Москвичка, хозяйка дома?

Все было в первый раз – огромный город, собственная комната на пятом этаже большого красивого дома, длинное платье с плечиками и широким поясом. Прием сослуживцев мужа, это вам не студенческая вечеринка! Седой полный военный почтительно наклонился и поцеловал руку: «Яков Михайлович, у Вас очаровательная жена!» Целый месяц с упоением обставляли комнату, подбирали люстру и шторы. Огромный трехстворчатый шкаф все не пролезал в дверь, пришлось даже отпилить кусок.

Вот только ночи. Неуютные, мучительные ночи. Она долго возилась на кухне, перетирала сухую посуду. Потом все-таки ложилась, стараясь не касаться чужой спины и жестких коленей. Тело сжималось и холодело от одного его прикосновения. Яков не настаивал, молча уходил на кухню, курил. Хотелось плакать от стыда – он хороший, добрый, он мой муж, я люблю его, я горжусь им! Потом постепенно привыкла, научилась отвечать ласкам и даже немножко стонать во время объятий. Потом появилась Фанечка.

Господи, почему они решили не снимать дачу? Каждый год снимали, прекрасное место, Фанечка там просто расцветала. А тут вдруг дом отдыха, да еще одной с ребенком, что за нелепая идея? Да потому что у Якова начались неприятности на работе! Кого-то из сотрудников уже арестовали, он нервничал, не хотел уезжать из города. Это она сама ничего не хотела видеть, черствая слепая эгоистка!

Оказалось, дом отдыха – очень мило и забавно. Открытые веранды, музыка по вечерам. Буквально на второй день образовалась прекрасная компания. Совершенно юная компания, – она впервые старше всех! Сначала в столовой познакомились с парой симпатичных молодоженов – комсомольский вожак с задорным чубом и стеснительная, вся в светлых веснушках девушка с фигурой нимфы из Летнего сада. Молодожены радовались любому пустяку – радуге, катанию на лодке, полевым василькам. Фанечка счастливо до восторга подружилась с одной совсем большой девочкой, на два класса старше! Они ходили в обнимку, шептались загадочно и томно. Комсомольский вожак хохотал и обзывал девчонок барышнями, жена его тихонько одергивала. И наконец однажды вечером к ним подошел скучающий молодой человек.

– Какое очарование встретить в нашей глуши столько прелестных женщин! Студент ИФЛИ, и позорно молод, сознаюсь и каюсь. Только не прогоняйте сразу, даже преступнику положен шанс на исправление.

Откуда он взял такую смешную панаму? Старомодную широкополую панаму, словно с картины Коровина? Безудержно хотелось смеяться, бездумно упоительно смеяться, раскачиваться в гамаке, мчаться за бабочкой с неуклюжим марлевым сачком, бродить по ночному парку в насквозь промокших парусиновых туфлях. Однажды даже затеяли поход за грибами, совершенно ненужный поход, потому что не было ни плиты, ни посуды для готовки, и вот, вопреки разумным доводам отдыхающих и засушливому лету, набрели на целую поляну чистеньких круглых сыроежек! И конечно, не удержались, дружно и жадно бросились срезать, без корзины или самой захудалой авоськи, одно слово – грибники! Как он здорово сообразил – тут же стянул рубашку, завязал рукава и ворот – пожалуйте, прекрасный мешок. Девчонки с визгом принялись укладывать грибы, смеялись, спорили, лучше ли проложить листьями или травой, и совсем не заметили, как вспыхнуло его лицо, жарко отчаянно полыхнуло под ее неспокойным женским взглядом.

Каждое утро он приносил цветы, целые охапки цветов – ромашки, клевер, васильки, сладкий дурманящий лабазник, розоватую душицу. Вазой служило ведро, обернутое куском кумача от старого плаката. Фанечка придумала поставить ведро на табуретку в углу, лепестки медленно осыпались, новые букеты не влезали, даже если совсем обрезать стебли. Ее девочка упивалась свободой и новой подружкой, подросла, загорела, как индеец. Не хотелось даже вспоминать скучную сонную дачу прошлых лет!

Потом кто-то придумал концерт самодеятельности. Да, она с удовольствием споет. Она обожает петь! И призы? Ах, какая прелесть, невозможно отказаться! Аккомпаниатор попался вполне приличный, сразу поймал тональность.

И нет в мире очей, и милей, и черней…

Почему он не хлопал, не смеялся вместе с другими, только смотрел внимательно и странно?

Ей устроили настоящие овации! Пришлось спеть еще два романса, и повторить на бис припев, сто лет так не веселилась! И про призы оказалось правдой! Огромный том Пушкина. Академическое издание, и совсем новое – тридцать девятого года. Жаль, что только один том, ну ничего, остальные скоро издадут, можно будет докупить. Какой хулиган был Пушкин, позволял себе совершенно неприличные строчки! А Фанечка все понимает, смеется, словно взрослая. Поздно вечером он вложил в книгу листок: «Прочтите потом, пожалуйста. Только не смейтесь, я и сам знаю, что слабый поэт».

Через две недели арестовали Якова.

И если заплакать, то о любви.

Догнать. Дотянуться. Окно затворить.

Утратить, очнуться. Страдать и молить.

Но лишь о любви. Лишь о любви…

Эти стихи я нашла в старом томе Пушкина. Огромный пожелтевший том в бежевом переплете. Академическое издание, 1939 год. Слова написаны от руки, на тонком, тоже пожелтевшем листочке.

Мама уверяет, что не помнит, откуда взялся у нас этот том.

– А что, стихи о любви? – она берется рукой за сердце. – Все ясно, какая-то папина тайная поклонница! Кто еще мог придумать такое безобразие?

Честно признаться, стихи не слишком большой шедевр, особенно на фоне самого Пушкина. Но почему-то они меня окончательно доконали.

Вот уже два месяца, как мы вернулись с похорон дяди Славика. У меня – полная свобода. Мама с папой в отпуске, международный конкурс приказал долго жить, гуляй не хочу.

Нет, конкурс состоится, просто «требуется более тщательный отбор участников». Это я подслушала разговор директора комиссии с нашим парторгом. Подслушивать, конечно, нехорошо, но уж больно тонкая перегородка в классе по гармонии.

– Эмилия Леопольдовна, дорогая, – басит директор, вы мне объясните, что это такое?! Да, вот здесь. Софья Блюм!

– Это очень хорошая девочка, – поет дорогая Эмилия. – Вы не помните, такая рыженькая, с косой?

– Вот именно, рыженькая! Эмилия Леопольдовна, мы с вами взрослые люди, спуститесь на землю! Никто не разрешит нам отправить за границу девушку с такой фамилией, да еще с такой вызывающей внешностью.

– Но она самая сильная в группе пианистов. Разве возможно в самый последний момент исключить лучшую пианистку из конкурса без всяких объяснений?

– Пошлите не пианиста! Горохова, например, прекрасная биография, из семьи рабочих. Не ищите проблем там, где их нет! И объяснения мы никому не обязаны давать! Впрочем, если вы считаете нужным, можно сказать, что у нее маленькие руки.