мы молчали. Впереди шла девочка с собакой. Вскоре она остановилась и принялась эту самую собаку гладить. Я окинул их равнодушным взглядом и вновь уставился перед собой. Гм. В последнее время (хотя, может быть, и вообще всегда, я уже сбился со счету) я начал замечать в себе отсутствие всяких каких бы то ни было привязанностей. Под этим понятием я не подразумеваю любовь, ибо совершенно сомневаюсь в том, что смогу ее найти. Я имею в виду именно привязанности к каким-нибудь животным (да и к людям…). Да что говорить, даже к родственникам я ни испытывал такого чувства. Я никогда ни по кому не скучаю: могу не видеться с каким-нибудь человеком неделю, месяц, год – и все равно плевать, никаких эмоций. Оттого я часто задавался вопросом: а если этот человек умрет, я буду что-то чувствовать? Ровно то же самое я испытываю к животным. Кот жил со мной и с матерью несколько лет, но я был готов даже после столь долгого совместного проживания выбросить его на лестницу. Да пусть бы он умер – мне плевать. Самое странное, что я действительно не помню всегда так было или нет. С самого ли детства я был таким черствым и равнодушным или все-таки стал таким после тщательного многолетнего уничтожения со стороны матери? Если первое, то я очень странное и ужасное создание; если же второе, то удивительно, сколько всего ужасного может сотворить всего один человек. И если честно, я все-таки склонен ко второму варианту. Все люди рождаются добрыми, в некоторой степени героями, но окружение легко может это исправить.

Из раздумий меня вывел голос просящей пожилой женщины. Ваня со спокойным видом прошел мимо, я же кое-как переставлял ноги; сердце мое сжалось, глаза я отвел в сторону, чтоб ненароком не встретиться с этой женщиной взглядами.

– Вот ведь сидят на каждом углу, – злобно буркнул Иван.

– А ты давай им пару рублей, их и меньше будет сидеть. Неужели тебе не жалко их? Я ни с кем из них не знаком, но все равно ведь очень жалко.

– Ну, на самом деле нет. Плевать. Сами виноваты, что так живут. Деньги им еще давай, как же! Все равно их пропьют ведь.

И почему большинство богатых людей такие сволочи?

– Ну я бы так не сказал. Далеко не всегда человек сам виноват в случившемся с ним. Обстоятельства, знаешь ли, сильнее воли человека.

Я как никто знал это.

– В любом случае давать я им ничего не собираюсь.

Незаметно мы добрались до его дома.

– Да, вспомнил. Ты идешь на эту штуку с лит-рой в парке?

– Давай встретимся где-нибудь когда-нибудь, и я скажу точно. Пока нужно подумать. Или давай я тебе лучше напишу.

– Как скажешь. До встречи.

Мы попрощались, и я побрел куда-то, не зная куда, по улице, наслаждаясь сигаретой. Я решил свернуть в переулок, дабы срезать некоторое расстояние и быстрее добраться до дома. Уже в его конце я услышал тихий стон, больше походивший даже на скрип. Мне стало жутковато, отчего я не решился подходить, но, быстро поняв, что этот стон не может быть никаким другим кроме как болезненным, пошел на звук. Здесь за какой-то рюмочной в грязном полу-растаявшем снегу лежал на боку человек.

– Что с вами? – подбежал я ближе и перевернул того на спину. Человеком этим оказался Шалопаев. Лицо его было избито чуть ли ни в котлету, я узнал его с большим трудом и скорее даже по одежде. По резкому тошнотворному запаху естественных человеческих отходов я понял, что избиения по животу, внутри которого давно уже убитые от употребления дешевой водки органы, вызвали акт дефекации. Я встал в растерянности, даже не зная, что сделать. От вида пострадавшего мне стало мягко говоря не по себе.

– Все будет хорошо, я вам помогу, – сказал я, поймав на себе умирающий одноглазый взгляд Шалопаева.

Повезло, что через этот же переулок проходил какой-то мужчина средних лет. Я уговорил его помочь мне донести моего знакомого до дома. Поначалу он ломался, но только услышал фразу «я заплачу», как все сомнения прошли. Благо, дом находился всего в нескольких десятках шагов.

– Сюда, сюда, на лестницу, вверх, – приказывал я, запыхавшись.

Дверь в их квартиру почему-то оказалась не заперта. Мы сразу внесли его в комнату и положили на старый диван, покрытый простыней. Я, конечно, не был экспертом в медицине, но все равно прекрасно понимал, что этот человек, скорее всего, в ближайшее время умрет. Тем не менее, мне не хотелось отбирать у его жены последнюю надежду, отчего я, отдав помощнику двести рублей, попросил его вызвать скорую. Жена, очень бледная, все время ходила по комнате и причитала со слезами на глазах, после чего, спохватившись, сунула под голову мужа подушку. Шалопаев переводил взгляд то на нее, то на меня, и мне показалось, будто он совершенно равнодушен. Странно.

– А кто его так мог избить? Да и за что?

Она не успела ответить. Послышались тяжелые шаги. Я вышел в коридор, думая, что это уже приехали врачи, но нет. Два мужика молча зашли в кухню и начали выносить стол. «Какого х…», – пронеслось в голове.

– Вот за что! – сквозь слезы крикнула миссис Шалопаева. – Куча долгов у него. Только получит деньги откуда-нибудь, так за пару дней пропьет или проиграет. Вот и берет у всех подряд. Доигрался! – крикнула она на мужа и вновь начала усиленно плакать. Я пошарил по карманам, но наличных денег больше не нашел.

– И верите ли, как-то раз дочь все же сжалилась, когда его так же побили, и закрыла все долги. Лично ходила по всем этим «быстроденьгам». Так он опять потом начал брать, просто в других местах! А дочери денег не отдавал, постоянно материл ее, говоря, чтобы она умерла, а всю ее семью болезнь какая-нибудь сожрала. Вот до чего дошло! А знаете почему? Потому что она ему больше не захотела денег давать. А сам он даже спасибо не сказал, сволочь!

Признаться, я не знал, как на это отреагировать и что ответить. Пришлось смолчать и пройти к умирающему. Боже мой, будь трижды проклят тот человек, который открыл спирт. Вот до чего он доводит! Вот насколько он убивает мозг, отключает все чувства, превращает в самое настоящее чудовище! Алкоголь есть самое страшное оружие, изобретенное людьми. Пистолет, граната – раз, и нет человека, а спирт будет убивать очень долго и мучительно: сначала он испортит твой внешний вид, потом внутренний, а потом и всю твою личность