Йенс, выпучив глаза, слушал Антуана. Да и меня захватилрассказ.

– Мы приехали к нему домой – в маленький крепкий дом наоткосе горы, рядом с мачтой телеграфа и теплой армейской голубятней. Метеорологсразу пошел к телеграфу, сообщать о случившемся, потом выпустил трех голубей –сгущался туман, и в сигналы телеграфа уже не было веры. Навстречу мне вышла егожена, простая и скромная женщина, всю жизнь скитающаяся вместе с мужем по самымглухим уголкам Державы. В ее глазах была растерянность, страх и восторг –словно ангел Божий упал к порогу дома. Двадцать лет она помогала мужу, лишьиногда замечая в небе белую точку планёра, и вот впервые встретилась с одним изтех, ради кого забыла уют больших городов. Мы прошли в дом и сели ужинать закруглым столом, освещенным керосиновой лампой. По тому, как бережно досталилампу из шкафа, я понял, что это роскошь, редкая роскошь для небогатой семьи.Мы сидели в круге света, пили чай, я беседовал с ними, постепенно понимая, чтои впрямь жив. А за столом вертелся их сын, мальчик лет десяти. Когда ужинподходил к концу, я понял, что никогда еще не встречал столь милую семью – итакого отвратительного ребенка. Он дерзил отцу, угрюмо смотрел на меня,вторгшегося в их крошечную крепость, капризничал, заставляя мать краснеть и извиняться.Когда ребенка наконец-то выгнали из-за стола и он выбежал из дома, всем сталолегче. Мы еще долго говорили, я рассказывал им о полетах, о больших городах, осуровой жизни военных лагерей, о своих товарищах. Потом вышел на крыльцо, чтобывыкурить трубку. Редкие звезды сияли в разрывах туч – так подлинная красотапробивается даже сквозь плотную вуаль. Было зябко, за дверью тихонько спорилиметеоролог и его жена – они решали, как поудобнее уложить меня на ночь.Несносного ребенка нигде не было видно. И вдруг я услышал шорох под крыльцом.Перегнулся через перила, посмотрел – и увидел мальчишку, сидящего на корточкахперед какой-то дырой в фундаменте дома. Любопытство взяло верх над неприязнью,я спустился и присел рядом с ребенком. Это оказалась нора, укрытие их мелкойбеспородной собачонки, о существовании которой я и не подозревал. Оттуда пахлотеплом и жизнью. И вдруг мальчик протянул в нору руки, достал что-то иосторожно вручил мне. «Смотрите, здесь щенки», – прошептал он. Крошечный щеноки впрямь слепо тыкался в ладони. А мальчик смотрел на меня, глаза его былиполны восторга и настороженности – что я сделаю, пойму ли его восторг и тодоверие, что он вдруг решился оказать мне, залетному чужаку. «Замечательныещенки», – только и ответил я. Мы вернули щенка взволнованной матери и пошли вдом, уже связанные общей тайной. Я вдруг понял, как слеп был, глядя на этогоребенка. И ужаснулся, что мог покинуть этот дом, так и не поняв его до конца,приняв волнение мальчика, разлученного со своими любимцами, за капризы инелюдимость.

Антуан опустил руку в карман, достал старую, выглаженнуюруками трубку, кисет. Закурил.

– Да, ошибиться и не понять может любой, – спокойно возразилЖан. – Ты прав, и твой пример вполне подходит. Но все-таки у тебя больше всех шансовпонять Маркуса. Ты прекрасно знаешь, Антуан, как сильно может быть человеческоеслово… самое обычное слово. Потому и не стал записывать свои истории. Незахотел принимать на себя ответственность. А сейчас я прошу тебя принять грузкуда более тяжкий. И это последний выбор в твоей жизни, Антуан! Последнееиспытание, от которого ты можешь отказаться.

– Мы даже не знаем, где скрывается этот маленький принц… –пробормотал летун.

– Вот это как раз не проблема. – Жан усмехнулся. – Ильмар,ты человек молодой, принеси-ка из буфета еще бутылочку такого вина!

Я охотно исполнил требуемое, открыл вино изящным меднымштопором, поставил на стол – подышать. А старый лекарь строго спросил:

– Ваш план небось был в Вест-Индию податься?

– Да, – признал я. – Но как – не обдумывали. Хотели подальшеот Неаполя убраться вначале.

– Не захочет Маркус в Вест-Индию ехать, – сказал лекарь.

– Почему?

– Неинтересно ему это, Ильмар. А Маркус, поверь, не только обезопасности своей думает. Никогда он книжками про индейцев не зачитывался, вкраснокожих и поселенцев не играл. Что есть Вест-Индия, что нет ее – емубезразлично.

– Вроде как он не протестовал… – пробормотал я.

– Конечно. Идея-то вроде правильная. Укрыться вдали отДержавы, но при том на ее землях, среди привычного люда… Но теперь, когда ты вплену, Маркус сразу довод против найдет.

– Решит, что я планы выдам?

– А ты их не выдал? – заинтересовался лекарь.

Я опустил глаза.

– Нет, не отправится он в Вест-Индию… – размышлял вслухстарик. – Неинтересно ему это. И далеко… Знаешь, чем Маркус в детствеинтересовался?

– Откуда мне знать… – пробормотал я.

– Книжки про Руссию он читать любил. И серьезные, вродемемуаров темника Суворова и записок думца Ульянова. И развлечения всякие:«Война и мир», «Ханум Елисавета», «Кошкодёр»…

– Думаешь, в Руссию? – спросил я. Ох, не приведи Сестра!Руссия страна суровая, охранка ханская дело свое знает, а уж теперь наверняказа Маркусом охота идет.

– Нет, – поразмыслив, ответил Жан. – Все-таки он уже немаленький мальчик, опасность понимает… Одно дело в мечтах вместе со стрельцамина подвиг скакать, а другое – под стрелецкие сабли свою голову сунуть. Значит,что? Вест-Индия отпадает, Руссия тоже…

Небрежность, с которой Жан отбрасывал страны, восхищала.Неужели он настолько уверен в своих догадках? Ему бы в разведке Державнойработать, а не клистиры графьям и принцам ставить!

– Индия, – задумчиво сказал лекарь. – Индия, странаволшебная, красивая, богатая… Нет. Вряд ли! Был при дворе один учитель,географию излагал, да в случае необходимости порол напроказившихдетишек-аристократов…

Я усмехнулся.

– Порол-порол, – развеял мои сомнения Жан. – Что, думаешьтолько простолюдины детей через розгу уму учат? Порой и графеныш так учудит,что без должной порки не обойтись. Маркусу хоть нечасто, но тоже перепадало… позаслугам. Так вот, тот учитель, он в Индии прожил немало. Любил порассказыватьпро дела в колонии, и занимательно весьма! Только вот слишком откровенно –кроме романтики и про грязь упоминал, и про страшные болезни, про сектыкровожадные и про нищету ужасающую. Вряд ли Маркус захочет отправиться в Индию!Что у нас осталось?

– Африканские земли… Ацтеки…

Жан покачал головой. Он напряженно размышлял, будто передним была карта расстелена.

– Нет… не то. Не то! А ведь вертится в голове… на языкпросится.

– С Миракулюсом ты тогда хорошо угадал… – тихонько вставиля. – Подумай, Жан… Может, на родину матери подастся?

– Нет. Родня и без того Маркуса не слишком-то жаловала. А ужтеперь, когда его сам Владетель ищет…