свою жену и хранил ей верность, хоть ее и забрал у него перенесенный инсульт шесть лет назад.

Такие отец и дедушка были намного более приятной перспективой для Илюши, чем Демид и Адам Фадеевич Мединские. София это прекрасно понимала, и у нее не было сомнений в том, как следует ответить на слова Сергея, хотя решиться сделать такой шаг было все же непросто.

— Я тебя не тороплю. Думай.

Он забрал ее из офиса, куда она поехала после обеда, и сейчас они ехали за Илюшей в садик.

— Сереж, мне кажется, тут и думать нечего. Я согласна. На оба этих действия в любом порядке. Просто это надо переварить.

— Без проблем, я тебя понял.

Наконец на горизонте замаячил нужный поворот к саду.

— Илюшка, наверное, уже переживает, я сегодня опаздываю.

— Но ты же звонила воспитателю, просила предупредить ребенка?

— Конечно.

— Ну тогда не переживай, он умный мальчик и спокойно ждет маму. Ты забираешь его позже всего на полчаса.

— Для ребенка полчаса это как полдня. Уверена, он сидит на стульчике и смотрит на часы, гипнотизируя стрелку и весь исскучался и израстраивался.

— Не накручивай себя…

Перестраиваясь, машина еле втиснулась в нужный ряд и добравшись, наконец, до нужного поворота, выбралась из вечерней пробки проспекта.

Садик, в который ходил Илюша, был одним из лучших в городе. Его огромная оборудованная территория была украшена яркими гирляндами и подсвечивалась фонарями. На входе стоял грозный охранник, которого дети называли "дядя Степа" за его высокий рост. Светлые чистые коридоры с расписанными стенами украшены картинами, в воздухе разносится запах выпечки и киселя.

— Галина Андреевна, здравствуйте, — заглянула Софи в нужную группу.

Кудрявая розовощекая пышная молодая женщина повернулась на голос мамы.

— Ой! Здравствуйте. Илюша булочку с киселем кушает в столовой, сейчас скажу, что Вы пришли, — добродушная улыбка и ласковый голос.

Она скрылась за дверьми смежного помещения группы, где дети кушали и занимались, оставив еще троих малышей в игровой.

Вскоре воспитательница вместе с мальчиком вышли к маме.

— Мамаська! — счастливый ребенок бросился в объятья Софи.

— Ты кушал сейчас?

— Дя! Буаську.

— Вкусную?

— Дя!

— Вкусную это хорошо, — улыбнулась мама, вытирая с уголка губ мальчика несколько крошек и сахаринок.

— С полдника всегда немного остается, и детишки которых попозже ролители забирают часто подкрепляются после ужина, чтобы было веселее ждать.

— Спасибо большое! Как кушал сегодня? Спал хорошо?

— Ему не очень понравился сегодня суп — был рыбный. Но рыбную тефтелькц на второе скушал всю. Ужин наполовину. Запеканки не его любимое блюдо.

— К сожалению да. Это он не в меня. Я их очень люблю.

— Что ж, ждем Вас завтра на Утренник. Всего доброго.

Пока Софи переодевала мальчика, он бурно рассказывал о комочках в киселе и как блестела сахаринками булочка, жаловался, что на репетиции танца для праздника девочка, с которой он танцует, все время путает правую и левую ножку и сегодня поэтому пнула его нечаянно сандаликом.

Когда они выходили из группы, как раз пришел еще папа за еще одним мальчиком. Уже в дверях на улицу Илюша поднял свои глазки и спросил:

— Мама. Жа Мионом пиходит папа. А у мя ись папа? Мой папа Фележа?

Ком встал в горле… Говорить это было странно и дико. Но они уже приняли решение на будущее, поэтому раз ребенок высказал такое предположение…

— Да, милый… Твой папа — это Сережа.

Глава 18

Утренник прошел сказочно. Илюша в роли зайчика задорно прыгал вокруг елки, старательно крутил попой с пушистым хвостиком, заливисто смеялся над представлением разыгранном воспитателями, и очень сосредоточенно пытался не сбиться во время подготовленного танца.

София возвращалась домой с улыбкой.

Мой мальчик уже такой взрослый…

Она гордилась безмерно его успехами. Перед глазами стояли его заячьи ушки из торчащих во все стороны пружинок волос. В пакете был костюм, какие вещи с чаепития и подарок от Деда Мороза в исполнении "Дяди Степы".

Мечтательная счастливая улыбка перетекла в кривую гримасу — у кованой ограды, которой была обнесена территория многоэтажки, маячила знакомая фигура. Первой мыслью было броситься назад, спрятаться в магазине и подождать, когда он уйдет… Но Сергей был прав — надо встречаться с проблемой лицом к лицу, а не бегать в надежде, что все решится как-то само собой. Сжав плотнее руку в варежке в кулак, она пошла напролом к нужным ей воротам.

— Софи!

От того как он произносил ее имя — ее било током. Этот голос она узнает из тысячи… Нет! Миллиона! А как в его исполнении звучало ее имя… Пульс опасно зачастил. Страх, злость, обида и отголоски воспоминаний о прожитом до того, как он сбросил ее в глубины преисподней.

Стук сердца заглушил и шуршание пуховика, и скрип снега под ногами, и шум машин, и вообще всего мира. Это была своего рода барабанная дробь перед предстоящими событиями…

— София! Постой!

Его рука поймала ее локоть. И дробь оборвалась. Сердце замерло и рухнуло вниз… к ногам, когда-то его растоптавшим.

Софи застыла и, не оборачиваясь, сквозь зубы прошипела:

— Не смей меня трогать, Мединский!

— Прошу тебя, давай поговорим. Мы взрослые и цивилизованные люди.

Она резко обернулась и посмотрела на его руку, все еще держащую ее за локоть.

— Как ты наивен, если полагаешь, что нам есть о чем говорить… Мне нечего обсуждать ни с тобой, ни с твоим отцом.

— В смысле, с моим отцом? Причем тут он?

— Ох, святая простота! Ведь он совершенно меня не преследовал, не угрожал и не оскорблял. Как же ваша семейка погана… Просто поразительно! Я даже