Как бы там ни было, ВМС выиграли для режима кусочек британской территории. На исходе 1976 г. примерно пятьдесят человек «технического персонала» высадились на Южном Туле в группе Южных Сандвичевых островов. Акция прошла без привлечения какого-то публичного внимания — первоначально Аргентина и вовсе все отрицала. Первые данные поступили от радиолюбителей с Фолклендских островов. По крайней мере, одной реакцией на занятие Южного Туле стала реализация принятого годом раньше решения британцев отвести из Южной Атлантики корабль ледовой разведки «Эндьюранс». Судно олицетворяло собой последний фрагмент присутствия британцев на море в Антарктике, и отзыв его ясно сигнализировал о снижении стремления Британии и дальше держаться своих владений в данном регионе. (В дальнейшем Министерство иностранных дел отстояло «Эндьюранс», но в 1981 г. он вновь очутился под угрозой.) Когда в мае 1978 г. (более года спустя) об оккупации Южного Туле узнали, наконец, в палате общин, правительство Каллагэна заявило об отказе им от предложения послать контингент морских пехотинцев для взятия острова под контроль.

Вторично после принятия резолюции ООН британское правительство получало официальную индульгенцию на прекращение переговоров по Фолклендским островам. За истекшие два года аргентинцы нарушали Соглашение по коммуникациям, открывали огонь по британскому кораблю, в одностороннем порядке прерывали отношения на уровне обмена посольствами и вторгались на британские территории. Джеймс Каллагэн встретил бы поддержку как у себя в парламенте, так и в ООН, реши он предпринять меры в отношении хунты. Достаточно было послать против аргентинцев на острове Южный Туле парочку фрегатов. Никто бы и слова не сказал.

Вместо того в феврале 1977 г. министр иностранных дел, Энтони Кросленд, предпочел дать в палате общин официальный ответ на доклад Шэклтона. Толкование было своеобразным. Министр привлек внимание «к перспективе воплощения там громадных потенциальных ожиданий», в особенности касательно рыбного промысла и разведки нефти. Как бы там ни было, доклад Шэклтона подразумевал, что получение всех этих дивидендов зависело от Британии, точнее от ее «готовности к экономическому сотрудничеству с Аргентиной». Тут Кросленд, совер-шая этакий смысловой прыжок, поспешил напомнить: «мы не можем последовать этому {предложению} без поднятия определенных политических вопросов». Теду Роулендсу (заместителю Кросленда), Буэнос-Айресу и Порт-Стэнли предстояло опять договариваться. По прозвучавшему заверению, выставлять «некое непременное условие» суверенитета не предполагалось, и никто не собирался ничего решать в обход населения островов, хотя министр и подтвердил готовность «поднять основополагающий вопрос во взаимоотношениях между островами, Британией и Аргентиной». Таким образом, отчет, написанный целенаправленно (и на самом-то деле с изрядным оптимизмом) в поддержку достижения экономической независимости Фолклендских островов, перевернули с ног на голову, чтобы он послужил в поддержку собственному мнению Министерства иностранных дел. Отметая предложения о значительных инвестициях, Кросленд загнал последний гвоздь в гроб этой идеи: «Раздаются и куда более оправданные просьбы со стороны более бедных сообществ. Идеальных политических условий не существует».

***

Министерство иностранных дел попросту сцепило зубы, готовясь дать отпор любым посягательствам. Шэклтона — что бы он там ни говорил — надо было использовать в целях приведения обеих сторон к некоему общему знаменателю в плане взаимного признания их обоюдных интересов. Да и что такое дипломатия, как не умение упорно действовать в избранном направлении? Если жители островов не примут аргентинцев сердцем, может статься, понимание наступит на уровне банковских счетов?

Роулендс прибыл в Порт-Стэнли в феврале 1977 г., встреченный обычной демонстрацией с выражением восторгов в адрес Британии и — неприязни к политике Министерства иностранных дел. Визит сочли успешным. Несгибаемый экстраверт валлийских долин, любивший нравиться окружающим, Роулендс показал себя знатоком времяпровождения в пабах, посещение которых являлось главным развлечением большинства жителей Фолклендских островов. Что важнее, он привез казавшиеся вполне определенными вести из Лондона. Раздоры с Аргентиной продолжались уже довольно долго, и приходила пора заняться налаживанием отношений. Ничего не может и не будет делаться против воли населения островов, но гость ожидал от них согласия на вступление в полномасштабные переговоры. Им — жителям — надо только довериться ему. Островные лидеры, встречавшиеся с Роулендсом, похоже, уразумели, что их постоянная непримиримость не будет плодотворной. Теперь им предлагали участие в процессе решения их собственного будущего. Следовало не упускать шанса — как бы иначе хуже не стало. Впервые упрямцам из Порт-Стэнли предстояло понять, что такое подчеркнутый тремя линиями вопрос на повестке дня Вестминстера.

Хью Карлесс, находившийся в Аргентине и вот-вот готовый приступить к работе в качестве временного поверенного в делах Британии в Буэнос-Айресе, и Робин Эдмондс в Лондоне всерьез собирались не упустить момент. По итогам встреч в Порт-Стэнли Министерство иностранных дел тут же высказалось относительно необходимости будущих переговоров между Британией и Аргентиной по экономическим и политическим вопросам вокруг Фолклендских островов. Немного расширив позицию Кросленда, авторы заявления уточнили: «На таких переговорах придется обсуждать базовые вопросы, касающиеся будущего островов, в том числе и тему суверенитета».

Министерство иностранных дел протянуло руку к такой, казалось, близкой политической удаче. Оно вернуло суверенитет Фолклендских островов на повестку дня через девять лет после того, как правительство лейбористов положило вопрос под сукно, и спустя семь лет после того, как то же самое проделало правительство тори. Цель представлялась вполне похвальной: залечить гноящуюся рану взаимоотношений Британии с Латинской Америкой. С течением времени незаживающая болячка лишь отдавалась болью в теле, и утишить ее за счет одних лишь серий бескомпромиссных заявлений возможности не представлялось. Сменяющимся политикам все это могло и не нравиться, но конструктивные переговоры и урегулирование были явно в интересах населения островов и взаимоотношений Британии с Аргентиной. И все же политика Уайтхолла бывает результативной, только если ее закоперщикам удается убедить правительство в необходимости претворения их замыслов в жизнь. Приходившие и уходившие министры из внешнеполитического ведомства — Чалфонт, Годбер, Энналс, Роулендс, а позднее Ридли и Люс — были убеждены, но наследовавшие друг другу кабинеты неизменно не видели оснований платить цену за принуждение своих сторонников в парламенте к такому компромиссу. В результате Министерство иностранных дел выступало этаким Сизифом, каждые два-три года толкавшим министерский камень на гору, чтобы в итоге увидеть, как тот в очередной раз покатится вниз.

Роулендс почти добрался до вершины. На протяжении оставшихся двух лет переговоры по Фолклендским островам стали неотъемлемой темой для правительства лейбористов, посещавших один за другим города этакой нейтральной полосы — Рио-де-Жанейро, Рим, Лиму и Нью-Йорк. В основе совещаний лежал пакет экономических мер, каковой можно было бы скормить жителям островов в обмен на некоторое понимание с их стороны в вопросе суверенитета и администрации. Британцы играли самыми разными конституционными концепциями: рассматривать землю как нечто отдельное от ее обитателей, пойти на «передачу с условиями обратного лизинга» по типу того, как в Гонконге, и, наконец, решиться на общие англо-аргентинский суверенитет и администрацию, назвав это совместным правлением.