В Доме Белых Цветов на Сливовой улице, в двух домах от Храма Луны, девушки еще спали, но повара встали и ворчали над своими горшками. Она стучала в дверь, пока та не открылась.

Кира, старшая повариха, вынесла ей половину хлеба и мед в горшочке.

– Холодная ночь, – сказала кухарка. – Неподходящая, чтобы спать на улице. Странная погода для августа. Ты ела вчера вечером?

Нищенка кивнула. Взяв хлеб, согревшийся в ее руках, она увидела мертвую женщину на снегу, рядом с ней лежал мужчина с волосами с проседью и распоротым животом. Старуха зарычала, как собака, и образы исчезли.

– Что такое? – спросила Кира.

Покачав головой, нищенка откусила кусок хлеба, и в голове у нее возникла новая картинка: два дракона, один черный, другой золотой сошлись в смертельном поединке на ослепительно голубом небе. В глубине ее сознания прозвучал холодный смех мрака. Она снова нарычала, и смех смолк.

Кира болтала, рассказывая ей домашние новости: эта девушка заболела, у другой день рождения. А та влюбилась или, наоборот, впала в меланхоличное настроение, еще одна забеременела. Поток ее слов разбивался над головой бедной женщины, точно морская волна. Она доела хлеб.

– Вот, держи. – Кира протянула кусок жесткого сыра. – Съешь потом.

Нищенка засунула его под плащ.

Старшая повариха суетилась около нее. Она всегда была к ней добра, и женщина вдруг спросила себя – почему?

– Спасибо, – с трудом проговорила нищенка, словно разучилась произносить слова.

Она смотрела в пол и потому не заметила удивления, появившегося на круглом лице Киры. Потом поднялась, закинула за спину свой узел и, опираясь на черную палку, вышла из кухни. Храмовые коты, как всегда, терлись о ее ноги. Она наклонилась, прошептала им несколько ласковых слов и пошла дальше. Кира смотрела вслед пожилой женщине с серебряными волосами, пока та не завернула за угол.

– Следи за плитой, – приказала она Лине, младшей кухарке.

Сама же, вытерев руки, выскочила из кухни и, взлетев вверх по лестнице борделя, тихонько постучала в дверь Сичи, содержательницы заведения.

Прошло довольно много времени, но, в конце концов, на пороге появилась Сича. Женщина явно только что проснулась: волосы растрепались и рассыпались по плечам, она лишь накинула небесно-голубой шелковый халат и даже не потрудилась надеть тапочки. На скулах остались малахитовые пятна, в комнате пахло жасмином. Покрывала на ее кровати были из тончайшей овечьей шерсти, на столе стояла лампа на бронзовой ножке из великолепного серебра.

– Она заговорила. Безмолвная заговорила, – дрожащим голосом сообщила Кира.

– Что она сказала?

– «Спасибо». За хлеб и сыр. Целых десять лет я каждый день даю ей хлеб и сыр, она только ворчала в ответ.

– Еще что-нибудь сказала? – спросила Сича, голос которой тоже задрожал от волнения.

– Нет. Больше ничего.

Не имеет значения. – Сича села. Запах свежего хлеба поднимался наверх из кухни, наполняя комнату уютным ароматом.

– Мне придется сходить в замок. – Она строго посмотрела на Киру. – Тебе известно, что ты должна об этом молчать.

– Я никому ничего не скажу. И никогда не говорила, – с достоинством ответила Кира.

Днем нищенка устроилась на своем обычном месте у стены храма. Шел отвратительный дождь; он безжалостно обрушивался на мостовую, и вода сбегала ручейками по грязным улицам. Лишь тяжелое одеяло да козырек крыши защищали женщину, чтобы она не промокла до нитки.

Мимо проехала телега и обдала ее фонтаном воды. Она выглянула из-под одеяла и наградила возницу, который ее не видел, сердитым взглядом. Заднее колесо завертелось сильнее, а потом отвалилось, и телега, вздрогнув всем телом, замерла на месте. Возница, громко ругаясь, спрыгнул на землю и принялся искать неожиданно отвалившуюся шпильку. Одолжив молоток в расположенной на противоположной стороне улицы пекарне, он вернул деталь на место.

«Это ты сделала», – возникла в глубине ее сознания укоризненная мысль.

– Нет. – Нищенка не сразу сообразила, что произнесла это слово вслух. Короткий звук убежал от нее, точно гладкий камешек из руки ребенка. – Нет, – прошептала она.

Пробудись, откройся око, Покажи тех, кто далёко…

Слова, стишок деревенской колдуньи, неожиданно выплыл на поверхность ее путающихся мыслей, и она потянулась за своей палкой. Потом, отчаянно дрожа, поднялась на ноги, не заметив, как одеяло соскользнуло на землю. Она снова увидела мужчину с серебристыми волосами, который лежал на снегу. Мертвая женщина была его женой. И живой ребенок тоже его. Он умрет, а она ничего не может сделать, чтобы спасти малыша. Уходите! – громко крикнула она.

Слова, жесткие, точно камни, вырвались из ее груди и унеслись в пропитанный дождем день. Дождь тут же прекратился, облака расступились, и солнце принялось купаться в лужах, заискрилось на мостовой. По широкой улице пронесся сильный порыв теплого ветра, и палку в ее руке наполнила жизнь. В голове у женщины возник образ, и, раскрыв левую ладонь, она громко сказала:

– Фрукты.

На ладони тут же появился большой желтый персик. Нищенка приложила его к щеке, наслаждаясь бархатистой кожицей, понюхала, прикоснулась языком. Потом откусила кусок, и сладкий сок потек по подбородку. Она съела персик и бросила косточку в щель между камнями.

– Плащ.

На плечах у пес тут же появился плащ, толстый, теплый, темно-красного цвета, отороченный черным мехом. Казалось, будто он притягивает солнечные лучи, чтобы согреть ее измученное тело. Она засунула под него руки.

Подняв голову, нищенка увидела, что за ней наблюдают два солдата со значками на груди. Что? – спросила она у них.

Тот, что постарше, на потрепанном ремне которого висели такие же побывавшие не в одном сражении ножны, почтительно произнес:

Миледи, я приветствую вас от имени лорда Эрина ди Мако. Он просил пригласить вас в замок, где вы могли бы с ним поговорить. Мы будем сопровождать вас.

Замок: большое белое строение на холме, над которым в лучах солнца развевается огромный флаг с лошадью и где живут солдаты. Она погладила рукой гладкий мех своего нового плаща. В замке ей нет места; она нищенка.

«Иди с ними», – прозвучал в голове тихий шепот.

Прошло много лет с тех пор, как она в последний раз заходила в какое-нибудь большое здание. Ее дом – улица: этот квартал, эта стена под карнизом.

– Нет, – ответила она и испугалась, что они начнут на нее кричать и даже вытащат оружие.

Но у них почему-то сделался несчастный вид. Тот, что постарше, кивнул.

Как миледи пожелает, – сказал он вежливо, как самый настоящий придворный, но не сдвинулся с места. Женщина потянулась за своей палкой и увидела, что парень помоложе отшатнулся. Ей захотелось его успокоить, и она протянула ему точно такой же персик, как тот, что съела. Парнишка с опаской, словно тот мог быть отравлен, взял его.