знал, что р. Меир гений в Торе и скрытый праведник. В их глазах р. Меир был простой ремесленник.

У р. Меира увидел я многих скрытых праведников, включая великого гения Торы и праведника рабби Адама Баал Шема, и тогда же я присоединился к сообществу скрытых праведников, и начал снова бродить от города к городу, от деревни к деревне, выполняя различные поручения, которые давали мне нистары.

Когда мне было менее шестнадцати лет, у меня уже были обширные знания по каббале, и уже давно молился по молитвеннику Аризаля с соединением святых имен Творца, как учит нас святой и грозный скрытый праведник рабби Хаим, да будет благословенна его память»[87].

Итак, снова возникают несостыковки. Если БЕШТ прожил в доме р. Меира четыре года, то в 12 лет он никак не мог оказаться в Окопе. Возможно, его держали в доме р. Меира до бар-мицвы (тринадцатилетия) и даже чуть позже, чтобы посвятить в члены общества нистаров. Затем он на два года становится связным этого общества (трудно придумать лучший возраст для такой роли), и только после этого появляется в Окопе.

Но это значит, что бегельфером он становится лет в 16–17!

Эту работу Бешт, кстати, вполне мог совмещать с работой ночного сторожа в бейт-мидраше. Сам он говорил своим ближайшим ученикам, что это были самые счастливые годы в его жизни. «Я чувствовал, — добавлял он, — какую радость вызывают песнопения этих святых агнцев на небесах, и ту зависть, которую испытывали к нам в эти мгновения ангелы».

Но тогда и история с сыном р. Адама Баал Шема либо произошла позже (но рассказчик настаивает, что Бешту тогда было 14 лет!), либо это было не в Окопе, а в доме р. Меира (но в рассказе дело происходит именно в Окопе, и сын р Адама Бааль-Шема становится зятем местного Б-гача!).

Разрешить это противоречие нам, видимо, не удастся, и остается лишь констатировать то, что не вызывает сомнений: в 18 лет Бешт уже не жил в Окопе.

При этом мы более-менее точно знаем, что произошло с ним в день 16-летия, которое он встречал опять-таки не в Окопе.

«В день моего рождения 18 элуля 5774 (1714) года я находился в маленьком местечке, — рассказывал он ученикам. Я остановился у лавочника, совершенно простого еврея. Он с трудом умел молиться, не понимал смысла слов, но в нем был подлинный трепет перед Небесами, и он по всякому случаю произносил „Барух Ху у мевурах ле-олам ваэд“[88]. Его жена, лавочница, также часто произносила „Йиварех а-Шем у-шмо а-кадош“[89].

В тот день я вышел в поле, чтобы уединиться, ибо по традиции предшественников наших в день рождения человеку следует уединиться на какое-то время. Во время уединения я пел псалмы и занимался воссоединением святых имен.

Я был настолько сосредоточен, что не замечал того, что происходило вокруг меня. И вдруг я увидел пророка Элиягу, и на его лице была улыбка. Я был поражен тем, что удостоился визита пророка Элиягу. В бытность мою в доме рабби Меира, когда у него в доме появлялись нистары, я также удостаивался видеть Элиягу а-нави, но, чтобы он явился ко мне одному?! Тогда это было впервые, и я был изумлен необычайно. Понятно, что в таком состоянии я не мог истолковать его улыбку.

Элиягу а-нави сказал мне:

— Вот ты с большим усердием занимался воссоединением святых имен из отрывков псалмов, которые были упорядочены Давидом, царем Израиля. Но знай, что когда лавочник Шломо-Ааарон и его жена Злата-Ривка, не умеющие соединять святые имена, произносят „Барух ху у мевурах ле-олам ваэд“ и „Йиварех а-Шем шмо а-кадош“, они воссоединяют святые имена в куда большей степени и производят во всех мирах шум куда больший, чем от воссоединения святых имен, совершаемых великими праведниками.

И рассказал мне Элиягу а-нави, какое огромное радость испытывают на Небесах, когда мужчины и женщины возносят хвалы Святому, да будет благословен Он, и особенно, когда простые люди возносят их постоянно — ведь это означает, что они всегда слиты со Всевышним, и вера их чиста, а сердце — непорочно.

С тех пор я встал на свой путь служения, и стараюсь сделать все, чтобы простые евреи, мужчины, женщины и дети всегда славили Творца, и потому я взял за привычку спрашивать их о здоровье детей, как обстоят дела с заработком, и они отвечали мне, каждый по-своему, словами благодарности Святому, да будет благословен Он»[90].

Таким образом, уже в 16 лет Бешт выбрал свой путь служения Творцу, и путь этот заключался в «ахават Исраэль» — любви к любому еврею, каким бы он ни был.

В 18 лет он был уже, если следовать мемуарам Шестого Любавичского ребе, одним самых уважаемых членов ордена нистаров, а ведь в него входили выдающиеся знатоки Торы, годившиеся ему в отцы и деды! В это же самое время юный Бешт предложил изменить основное направление деятельности ордена. Если раньше нистары занимались в местечках налаживанием общинной жизни и помощью его жителям в поисках источников пропитания, то есть вполне материальными сторонами жизни, то Бешт считал, что сосредоточиться нужно на духовных вопросах, и, прежде всего, на образовании детей.

Как мы уже говорили, обрушившиеся на еврейский мир Украины и Польши беды привели к резкому снижению уровня образования начальных школах — хедерах. Так как у большинства общин не было денег оплачивать работу меламедов, и многие из них работали просто за еду, эта профессия утратила былой престиж, и ею занимались случайные люди, которых трудно было назвать знатоками Торы. Этим во многом объяснялось то, что новое поколение евреев было куда более невежественным, чем прежнее, и зачастую не понимало ни текста Торы, ни смысла молитв, а просто зазубривало их и механически повторяло в урочные часы.

Суть идеи Бешта заключалась в том, что нистары направятся в различные местечки, чтобы наняться там в меламеды и резко поднять уровень обучения в хедерах. При этом он напомнил братьям по ордену слова мудрецов о том, что обучение Торе детей самого нежного возраста является основой существования народа Израиля.

Вот так и случилось, что когда он 1716 году появился в Бродах, то представился ищущим работу меламедом.

Любопытно, что в «Мемуарах Любавичского ребе» утверждается, что р. Адам Бааль-Шем был к тому времени еще жив и именно он являлся главой нистаров и опекал юного р. Исроэля.

«К восемнадцати годам р. Исроэль Бааль-Шем-Тов был уже почетным членом кружка нистаров, который находился тогда под руководством