Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Я открыл для себя, как это тяжело — писать письма, которые зачастую нужны, чтобы объяснить безнадежность ситуации. Сердце рвется, когда печатаешь слова «Извините, но мы в самом деле больше ничего не можем сделать», особенно когда точно знаешь, что пес значит для солдата и как больно тому будет бросать своего четвероного друга. За время существования центра мы получили несколько имейлов от солдат, запрятанных слишком глубоко в тылу у плохих парней, чтобы мы могли помочь им. Когда такое случается, мы просто ничего не можем поделать.
С приближением Дня святого Валентина Фубар стала главным объектом моей деятельности — настолько, насколько позволяли ресурсы фонда. Наконец-то, после долгой борьбы, нам удалось стронуть ее дело с мертвой точки.
Первой проблемой было то, что мы не знали, где точно Крис находится в Афганистане. Из-за этого мы потратили драгоценные дни, рассылая туда-сюда имейлы, чтобы, собственно, установить местонахождение Фубар.
Как это слишком часто бывает, в шести или семи акциях спасения, которые нас просили провести в последние семь или около того месяцев, ситуация зависла на одиннадцать часов. Вдобавок, в имейлах, как всегда, не хватало информации, необходимой для того, чтобы прямо рассчитать, можем ли мы реально вывезти собаку или нет. (За те месяцы, что существовал фонд, нас часто забавляла мысль оставить за собой название «lastminutedogrescue.com»[2]).
Случаи Джэкса и Ринкла, двух собак, спасенных при нашей помощи и предназначенных для отправки в Америку, не отличались от остальных. К счастью, оба пса уже находились в афганском приюте, между тем как мы обустраивали их дальнейшее путешествие, хотя этот процесс шел относительно медленно, если учитывать срочность предварительных переездов. Джэкс спереди был белым, тогда как остальная его часть — задние лапы и хвост — были покрыты светлой палевой шерстью. Его морду четко разделяла белая линия, пролегавшая меж пятен вокруг глаз. Ринкла подобрал работавший по найму гражданский. Когда вы смотрите на щенка, вы немедленно тонете в глубине его голубых глаз, которые словно бы улыбаются вам, и щенок без малейших усилий прокладывает себе путь к вашему сердцу.
Без помощи Криса, пребывавшего в столь специфических условиях, мы смогли лишь выяснить место, где находилась Фубар, но только затем, чтобы осознать, что выслать за ней транспорт будет, мягко выражаясь, трудно. Там все было довольно жестко.
Я чувствовал, что Крис по-настоящему рад, что мы с ним списались. Мы дали ему надежду, которую он было утратил. И я точно знал, что он чувствует. Я провел много холодных ночей в одиноких импровизированных пробежках рядом с Наузадом, глядя на тысячи мерцающих в кристально чистом небе звезд в надежде, что они волшебным образом откроют мне, как мне доставить пса, что стал моим товарищем, в безопасную гавань Афганского центра спасения собак.
Крис с голландскими парнями переживали те же нелегкие времена. Их командование решительно отказалось им помогать — даже после прошедшей в Нидерландах газетной кампании в поддержку Фубар — и Крис написал в письме, что он близок к тому, чтобы признать поражение. Но мы дали ему новую надежду; а еще его слова вызвали во мне отклик. Я надеялся, что мы сможем изменить мир к лучшему. Именно поэтому я в первую очередь и создал фонд «Собаки Наузада».
Но еще мне было боязно. Я не хотел нести ответственность в том случае, если Фубар убьют или она сбежит из транспорта, посланного за ней на голландскую базу, или вдруг умрет от болезни, когда вроде бы будет уже в безопасности.
Мои страхи только возросли, когда мы попробовали подключить Афганский центр спасения. Несмотря на то, что он начал свою деятельность в Афганистане в 2002 году, ситуация на севере страны, где располагался центр, ухудшилась. Талибан снова оживился и устроил там несколько неслабых бомбардировок. Кошан, местный афганец и наш бесценный помощник по администрированию и коммуникации, сказал, что не сможет проделать полный путь на юг, чтобы забрать Фубар. Становилось все более очевидным, что нам придется нанять другого местного для транспортировки Фубар на север. И это не было хорошей новостью.
Из своего опыта с Наузадом я знал, что судьба порой подбрасывает невероятные решения. В моем случае это был устроенный начальником местной полиции в мой последний день на базе в Наузаде приезд такси. Тогда шофер согласился вывезти всех моих собак на пару с другим водителем, организованным тем же начальником, в центр спасения.
Я посоветовал Крису проделать то же самое при помощи афганцев, с которыми он работал. Из писем Криса я понял, что у него за время службы сложились хорошие отношения с афганскими солдатами, а по себе я знал, что они чрезвычайно уважают и доверяют людям, поставившим на карту свою жизнь ради освобождения их страны от талибов. Парни, знавшие Криса, чувствовали себя перед ним в долгу.
К счастью для всех заинтересованных, ребята из афганской армии нашли решение. Они пообещали доставить Фубар в Кандагар, а оттуда уже один строитель довезет ее до сборного пункта, где будет ждать Кошан.
Тайминг происходившего напоминал нечто из голливудского фильма. Все это случилось, когда истекали последние часы до отъезда Криса в Нидерланды. Крису фактически предстояло покинуть разведбазу за день до того, как заберут Фубар. Он написал, как он играл и дурачился с Фубар в последний раз, перед тем как выйти из операционной рубки со штурмовой винтовкой через плечо. Ему не оставалось ничего, кроме как довериться обещанию, данному парнями из АНА.
Совершая долгий путь домой, он прошел через медленное мучение, вызванное мыслями о том, как там продвигается дело с Фубар. Он знал, что все, что случиться до момента, когда он снова увидит Фубар, находится вне его власти. Он ничего не мог с этим поделать.
Я слишком хорошо понимаю ту смесь надежды и отчаяния, которую он должен был чувствовать. Я сам прошел через это, когда отправил свою партию собак, включая Наузада и Тали. То, что я лично наблюдал их отъезд в такси, не больно-то меня успокоило. Особенно, когда я потом узнал, что не все собаки из Наузада благополучно достигли центра спасения. В моем воображении немедленно возникли РПГ и Пуля, когда я стал думать о том, что я наделал. Что, если я совершил ошибку? Возможно, мне следовало оставить их выживать здесь, в местности, где они родились? Может быть, мне не нужно было вмешиваться? Эти и другие сомнения тревожили меня во время долгой дороги обратно в Великобританию по окончанию службы.
Сидя рядом с Наузадом, я потом часто замечал, что эти мысли снова приходят ко мне. Чувство вины охватывало меня, и я обнаруживал, что прошу у него прощения. «Прости, я не смог спасти твоего друга, Наузи» — шептал я, поглаживая его обрезанные уши. Конечно, я знал, что он не понимает, о чем я говорю, но порой мне хотелось, чтобы он понял и, тогда, возможно, он сказал бы мне, что я сделал доброе дело, и это уменьшило бы мое чувство вины.
Пока мы ждали новостей о Фубар, мы были на постоянной связи с Кошаном. Я постоянно проверял свой имейл и сотовый на предмет любых сообщений.