Шрифт:
Интервал:
Закладка:
За два года до прибытия Эрнандо Кортеса, в феврале 1517 г., адмирал Франсиско Эрнандес де Кордоба на трех судах с командой из 110 матросов отплыл из Сантьяго де Куба в надежде захватить где-нибудь дешевых рабов. После трехнедельного плавания испанцам встретился город Экаб. Они были поражены великолепием храмов и пирамид, но тем не менее красота творений майя не помешала им — вполне в духе варваров-завоевателей — стереть город с лица земли, а самих майя беспощадно расстрелять из своих пушек и аркебуз. Такие действия стали составной частью испанской стратегии «открытия» Центральной Америки.
После этой кровавой победы, или, лучше сказать, бойни, в Экабе адмирал Кордоба отдал своим капитанам приказ взять курс на запад, в залив Кампече. На берегу собрались огромные толпы доверчивых майя; они приветствовали чужеземцев с удивительной сердечностью и теплотой и угощали их всем, что только позволяли их скудные возможности.
Короткая высадка была обставлена с необычайной пышностью, ибо шпионы адмирала донесли ему, что к югу отсюда расположен огромный и богатый город Чампотон. Чампотон был важным административным центром ица-майя, знатного княжеского рода, испытавшего влияние тольтеков, которые, как и ацтеки, пришли в Мексику еще в доколумбовскую эпоху откуда-то с севера.
Но дело приняло неожиданный оборот. Либо правитель Чампотона был более осторожен, чем его коллега-мэр из Экаба, либо по природе ему была присуща особая подозрительность… либо его просто предупредили. Как бы там ни было, он вывел в гавань навстречу испанцам не менее 10 тысяч воинов. Вот что писал о подробностях этой бойни тот же епископ Диего де Ланда:
«Чтобы не показаться трусом, Франсиско Эрнандес де Кордоба построил своих людей боевым строем и приказал корабельным орудиям стрелять. Но хотя грохот, дым и пламя, изрыгаемые пушками, явились для индейцев полнейшей неожиданностью, туземные воины издали оглушительный боевой клич. Испанцы бросились вперед и оттеснили индейцев, нанеся многим ужасные раны и убив многих. Однако вождь сумел остановить бегущих, сплотить их, и индейцам в конце концов удалось отбросить испанцев. 20 из них были убиты, более 50 ранены, двое взяты в плен. Впоследствии их принесли в жертву. Франсиско Эрнандес де Кордоба получил 33 раны, был разбит и вынужден был вернуться на Кубу…»
Через несколько дней адмирал Кордоба скончался от ран в своей резиденции на Кубе. На смертном одре он показал своему другу, знаменитому Диего де Веласкесу, бывшему тогда губернатором Кубы, небольшую фигурку из чистого золота и некие священные предметы, захваченные им во время одного из своих прежних плаваний. Тем самым он как бы дал почувствовать будущему покорителю Мексики запах золота…
Весной 1518 г. Веласкес отправил своего племянника, Хуана де Грихальва, с тяжеловооруженным экспедиционным корпусом, чтобы покорить земли, где потерпел поражение его предшественник, адмирал де Кордоба, и превратить их во владения испанской короны.
Держа курс на юг, Грихальва 5 мая 1518 г., ровно год спустя после высадки де Кордоба, достиг берегов острова Коцумель. Католические падре, которые всегда присутствовали при подобных акциях, предложили торжественно крестить всех встречающихся им индейцев во имя господа нашего Иисуса Христа. Ради этой благой цели они решили первыми высадиться на берег. А сами алчные испанцы принялись расспрашивать местных жителей, как им найти богатые города, полные золота и драгоценностей. Им не терпелось прибрать к рукам горы золота. Во время плавания вдоль восточного побережья Юкатана Грихальва и его спутники увидели вдали город с белыми храмами и башнями, показавшийся им столь же обширным и хорошо укрепленным, как и их родная Севилья. Это и был Тулум, город, расположенный на высоких скалах, взметнувшихся над берегом Карибского моря, являвшийся, помимо всего прочего, одним из центров культуры майя, неподалеку от которого уже знакомые нам падре Агвилар и матрос Гуэрреро провели целых восемь лет в плену у индейцев.
Собственно говоря, Тулум был одним из немногих хорошо укрепленных городов майя, обнесенных с трех сторон мощной стеной. Обычно города майя были совершенно беззащитны, не имея ни укреплений, ни оборонительных валов. Тулум же был городом, построенным по особому плану: центральные улицы пересекали его кварталы параллельно друг другу по оси север — юг. Храмы и прочие культовые сооружения — по большей части многоэтажные — возвышались, как бело-желтые маяки, над зеленовато-лазурной гладью Карибского моря. Главным его святилищем был храм крылатого бога, снизошедшего на землю, которого современные археологи пренебрежительно окрестили ах музеи каб — «пчелиный бог». Искусные резные изображения «пчелиного бога» сохранились на многих зданиях города, и всюду это существо, слетевшее с небес к людям, изображается в образе прилежного собирателя меда с человеческим лицом. Вся его поза отличается собранностью, а руки напряжены и согнуты в локтях, словно он держит в руках некий незримый штурвал. На ногах, напоминающих длинные пернатые ходули, надеты огромные башмаки. Кроме того, на мнимом «собирателе меда» явно угадываются скафандр и гермошлем, отчего его образ выглядит еще более загадочным.
Тулум, перед которым Грихальва капитулировал без боя, представлял собой прекрасно укрепленную крепость и во времена владычества майя носил название Тцама, «город утренней зари». От Тулума были проложены многокилометровые дороги к другим центрам культуры майя, таким, как Коба, Якстуна и Чичен-Ица.
Адмирал Грихальва изрядно перепугался при виде города-крепости, имевшего более чем тысячелетнюю историю. Его возраст можно установить достаточно точно, поскольку и на многочисленных стелах, и в «храме фресок» сохранились иероглифы майя с указанием дат, указывающие, что возникновение Тулума восходит к глубокой древности. Хуану де Грихальва не оставалось ничего другого, как полюбоваться прекрасным городом, не делая никаких попыток овладеть им.
Отсюда Грихальва отплыл в южном направлении, будучи твердо убежден в том, что, если Юкатан представляет собой огромный остров, он сможет обогнуть его с другой стороны. Он приказал своему флоту построиться в заливе и, поскольку это произошло в день Вознесения господня, решил дать этому заливу гордое название «Асунсьон», что означает «Вознесение». Это название сохранилось и поныне.
Что же касается названия «Юкатан», то оно явилось плодом ошибки или недоразумения. Испанские охотники за рабами обычно с помощью жестов, мимики и условных знаков пытались выяснить у туземных индейских рыбаков, как звучат названия тех местностей и гаваней, в которых они бросали якорь. И на вопрос о том, как называется этот полуостров, индейцы майя, вполне возможно, отвечали: «Си-утан!» — что в переводе означает: «Мы не понимаем. Что вы говорите?» А испанцы, видимо, приняли это вежливое извинение за название самой страны. Так в географических атласах Центральной Америки появилось это странное название «Юкатан». Впрочем, оно звучит куда проще, чем название, которое этому полуострову дали сами майя: улуми куз Петель кех — «Страна оленей и индеек». Нет уж, пускай лучше будет «Юкатан»…