Вася моргнул, и он напрягся. Ну же! Однако подозреваемый – так Виктор Степанович поначалу называл всех, кто был хоть каким-то боком причастен к преступлению, – не оправдал надежд следователя.

– Так кто же мог это сделать? – заново собравшись с мыслями, тихо спросил следователь, не дожидаясь ответа, встал из-за стола, вышел в коридор и посмотрел налево, в сторону комнаты жертвы.

Нет, там больше делать было нечего. Все уже обследовано, собрано, взято. Теперь предстояло работать снаружи. Ну и про родственников не забывать, конечно же. За время работы следователем Виктор Степанович убедился в том, что в этом мире убить человека может кто угодно.

Проводив его, Вася с Аллой посмотрели друг на друга и молча двинулись в спальню. Мимо двери в комнату Елизаветы Петровны они прошли, не повернув головы, разделись, легли в кровать. Вася протянул руку, чтобы обнять жену… и бессильно уронил ее на подушку.

Кажется, ему полагалось плакать. Или хотя бы горевать. Но на душе по-прежнему было пусто. Перед глазами, заслоняя собою весь мир, снова встала дыра в форме сердечка и палец, дотрагивающийся до ее края.

Алла сама прижалась к его боку, обняла, провела рукой по груди. Вася не откликнулся, и она замерла, не делая новых попыток утешить мужа.

Легкий металлический скрежет и позвякивание заполняли темноту вокруг него. Вася таращил глаза, но тщетно. Его окружала тьма, в которой жили звуки. Очень знакомые, совершенно безобидные – когда угодно, но только не сейчас.

Слева. Справа. За спиной. Вася хотел обернуться, но не мог. Ему оставалось только смотреть и слушать. Вокруг стало тихо. Он затаил дыхание, пытаясь угадать, откуда донесутся звуки в следующий раз, однако скрежета и позвякивания так и не услышал.

Вместо этого темнота зашагала к нему. Шаги приближались. Вася мечтал увернуться, присесть, спрятаться, но оставался недвижимым. Его тело за исключением глаз не откликалось на приказы. Более того, оно вообще не ощущалось.

Потом шаги стали отдаляться. Вася начал надеяться, что они и вовсе стихнут, но нет.

К шагам добавился скрежет, пропавший было на какое-то время. Шаг – вжик-вжик. Шаг – вжик-вжик.

Васе казалось, что его глаза вот-вот вылезут на лоб от усилий рассмотреть хоть что-нибудь. Шеи коснулось что-то узкое и холодное, и он заорал.

Нет, только подумал, что заорал, так как из его горла не исторглось и слабого писка. Более того, он даже не ощутил напряжения мышц, ответственных за извлечение звуков.

Скрежет за спиной длился, длился и длился. Когда он наконец-то стих, Васе еще какое-то время казалось, что он по-прежнему слышит его.

Сзади донесся тихий смех. Вася рванулся прочь из своего тела, отказавшегося вдруг служить хозяину, и очнулся на кровати. Он задыхался, обливался холодным потом.

Вася попробовал пошевелиться и тут же обмер, понял, что не в силах даже палец согнуть. Он покосился в сторону окна. На улице занимался бледный рассвет. Мужчина зажмурился и тут же снова открыл глаза. Темнота под веками ничуть не давала ему покоя.

Он глубоко вздохнул – раз, другой, третий. Сбиваясь, досчитал-таки до десяти. Попытался поднять правую руку. Некоторое время смотрел на пальцы, черневшие на фоне оконного проема. Потом поднял левую руку, повращал кистью. Согнул ноги в коленях. Покачал стопами, поднял голову с подушки.

Кошмар, еще недавно столь явственный, медленно отступал, растворялся в темных углах спальни. Вася перевел дыхание, повернулся на правый бок. Он с детства любил смотреть в окно, особенно по утрам, когда удавалось застать рассвет, а это с ним, жаворонком, случалось часто. Перед чудом пробуждения мира отступали все заботы и печали, даже контрольная по химии или физике на одном из первых уроков. Рассвет стал его личной хорошей приметой. Если день начался с алеющих облаков и встречи солнца, значит, быть удаче.

На этот раз яркой картинки ждать не приходилось. Небо над Москвой снова заволокло тучами. Не такими тяжелыми, как в пятницу, но на перелив утренних красок надеяться не стоило. Впрочем, сейчас Вася был рад и такому рассвету.

Минут через десять он вполне пришел в себя и потихоньку слез с кровати. Ему захотелось пить. Вася вышел из комнаты, сделал шаг и замер возле двери в детскую, которая находилась напротив спальни.

Накануне они не сказали Любе с Женей ничего определенного. Мол, бабушке нехорошо, ей надо полежать, вот и все. Дети заснули вскоре после прихода наряда полиции. Родители дали им снотворное. Похоже, оно все еще продолжало действовать. За дверью царила тишина.

Посомневавшись, заглядывать к детям или нет, Вася повернулся и тихонько отправился на кухню. На улице уже рассвело. Можно было не включать свет. Он налил в чашку воды из-под крана и залпом выпил. Потом за один присест опорожнил вторую, перевел дыхание, прикрыл рот ладонью и икнул. Третью порцию Вася пил уже не спеша, получая удовольствие от каждого нового глотка. Последний из них он подержал во рту подольше, погонял воду туда-сюда, чтобы не оставить ни следа от противной вяжущей сухости.

Вася сполоснул чашку, оставил ее в сушилке и пошел обратно в спальню.

Стон он услышал еще в коридоре и замер на миг. Затем подскочил к двери в спальню и распахнул ее, уверенный в том, что жена уже проснулась и ей нужна помощь. Должно быть, у нее болит что-то. Сейчас она попросит его принести таблетку и стакан воды.

Вася оказался прав только в том, что Алле на самом деле требовалась помощь. Стоя на пороге, он смотрел на нее, вытянувшуюся в струнку на кровати, и чувствовал, как немеют руки и ноги. Вот потеряли чувствительность пальцы, окаменели запястья и щиколотки, резануло холодной, бездушной тяжестью живот.

Вася придушенно вскрикнул и рванулся вперед. Ноги, ставшие непослушными, подвели его, и он рухнул на пол.

Резкая боль в коленях и подбородке прогнала морок. Вася тяжело завозился, каждую секунду ожидая удивленного возгласа Аллы, проснувшейся от его падения. Но вместо этого сверху донесся новый стон.

Вася приподнялся и выглянул из-за края кровати. Жена по-прежнему лежала на своем месте, все такая же деревянная. Приглядевшись, он заметил, как подрагивают ее руки, а глаза бешено вращаются под сомкнутыми веками.

– Аля… Алюша, – тихо позвал муж.

Она не ответила.

Вася осторожно залез на кровать и взял ее за руку. Никакой реакции. Тогда он начал мягко нажимать на ладонь Аллы большим пальцем, то сильнее, то слабее, то чаще, то реже.

«Вот, значит, как я выглядел», – билась в голове мысль.

Он все-таки пропустил момент, когда Алла очнулась, посмотрел в окно, за которым по небу бешено неслись облака.

Вася услышал хрип и повернул голову. Аллины глаза лезли из орбит, между губами появилась полоска пены.

– Тихо-тихо-тихо… – Он склонился над ней так, чтобы ей было легче смотреть на него. – Не напрягайся, расслабься. Это пройдет. Меня уже попустило.