– Я поверить не могу, что скоро перееду! Неужели Бог услышал меня и это происходит? – Ванесса с воодушевлением листала фотографии квартир. Я наблюдала за ней с легкой грустью: у меня перспективы были менее радужные.

– Почему ты так не любишь Сиэтл?

– Грейс, люблю, но Сиэтл для меня это, как… ммм… средняя школа, понимаешь? Ты же любишь среднюю школу, свои воспоминания о ней, ты помнишь имена парней, которые мы писали в записках, ланчи на свежем воздухе, сандвичи с жареным сыром от мамы по утрам, летние лагеря, но ты не можешь быть в средней школе всю жизнь. Мы все из чего-то вырастаем. Мне хорошо в Сиэтле, но иногда человек должен оставить хорошее, чтобы найти лучшее. Мы не должны оставаться там, где нам комфортно, только из страха. Я выросла из Сиэтла, пора идти дальше.

– Не могу поспорить, я понимаю тебя.

– Скажи, – девушка внезапно повернулась ко мне и нервно поправила светлую прядь. – Как ты себя чувствовала, когда переезжала?

– Как тебе сказать… – я немного замялась, вспоминая тот непростой период моей жизни. – Я переезжала сразу после того, как Джеймс бросил меня и переспал с Амандой. За одну неделю я потеряла парня, которого любила больше жизни, и лучшую подругу. Я плакала целыми днями, и, когда переехала в Нью-Йорк, первые два месяца мне казалось, что этот город раздавит меня. Я не могла ни с кем общаться, кроме тебя, Эбби и Бренды, избегала новых знакомств и отказывалась от предложений коллег пообедать вместе. И все потому, что я решила, будто дружба и любовь больше не имеют смысла для меня, раз они могут разрушиться за несколько дней. Но так жить нельзя, Ванесса. Нельзя жить без любви. И если ты встаешь утром и плачешь потому, что ты проснулся, если ты не находишь в себе сил полюбить хоть что-то, неважно, что – старый кинотеатр на соседней улице, солнце, которое заливает всю стену дома желтым, новые песни в твоих наушниках – ты выжжешь себя дотла и не выживешь. Это так просто и банально, но любовь – это единственное, что помогает нам жить дальше. Я чувствовала себя бесконечно чужой в Нью-Йорке в первые несколько месяцев, но в тебе очень много любви, Ванесса, и я уверена, что ты справишься. К тому же я буду рядом.

– Поэтому ты начала встречаться с Люком?

Я задумалась, озадачено водя пальцами по клавишам ноутбука.

– Когда мы не можем обладать тем, чего так желаем, мы начинаем объяснять себе, почему иметь это не так уж и хорошо. Мне кажется, у меня произошло то же самое с Джеймсом. Когда он ушел, мне казалось, я возненавидела его. Я считала, что он самый худший мужчина на планете, я вспоминала все наши разговоры и осуждала его за то, что он разрушил наши отношения. Но на самом деле…

– На самом деле ты так сильно хотела быть рядом с ним и вернуть его, что убедила себя в том, что ты ненавидишь его?

– Точно! Наверное, это самый простой для человека способ справиться с потерей. Найти себе причину, почему эта потеря не так уж и велика. Думаю, это какой-то рефлекс к выживанию.

– А Люк?

– На контрасте с Джеймсом он сначала казался мне настоящим принцем, ну ты помнишь. Мы же познакомились на бейсбольном матче, и Люк сразу начал красиво ухаживать за мной, говорить много ласковых слов, поддерживать. Тогда я уже забыла, что такое чувствовать радость, и мне казалось, что Люк дает мне ту самую любовь, которой мне не хватало. Знаешь, Несс, у меня никогда не было опыта абьюза и я не понимала, что он начинается в отношениях так незаметно… Маленькие фразы, незначительные слова, крошечные запреты – и все это покрывается сверху какой-то внезапной, обязывающей заботой. А потом проходит несколько месяцев, ты поднимаешь глаза к солнцу и вдруг понимаешь, что смотришь на него сквозь прутья клетки. В метафоричном смысле, конечно! Хотя не всегда, может, мне еще и повезло…

Я медленно выдохнула, продолжая гладить Ванессу по пушистым волосам, приятно пахнущим мылом. Я знала, что не виновата в давлении, которое терпела от Люка, но вот именно в том, что терпела… Мне не удавалось отделаться от ощущения, что я не заслуживаю чего-то хорошего, если позволяла так долго подавлять и унижать себя. И, как бы мне не хотелось признаваться себе в этом, я чувствовала, что снова допускаю эту ошибку рядом с Джеймсом, доверяя ему больше, чем он заслуживает.

Через пару часов Ванесса ушла домой, а я легла перед телевизором и включила «Головокружение» Хичкока. Выдуманная история любви и безумия успокаивала меня, и я погрузилась в наблюдение за персонажами, пока меня не отвлек звук сообщения. Это был Джеймс, и, сама того не желая, я почувствовала радость и новый толчок надежды, которые ощущала каждый раз, когда он писал мне.

«Хорошее фото в инстаграме». Фото действительно нравилось мне, и я скучала по таким теплым летним дням с Селин и другими моими нью-йоркскими друзьями. Может, Джеймс наконец-то написал мне, чтобы просто пообщаться.

«Спасибо». Я отправила сообщение, увидела, что Джеймс сразу прочитал его, и начала лихорадочно думать над тем, как продолжить беседу. Но парень сразу начал печатать.

«Слушай, что за девушка с тобой? Не могла бы ты дать ее контакты?»

К горлу начала подкатывать нервная тошнота. В животе что-то оборвалось и рухнуло вниз, словно бы я скатилась вниз с американских горок. Я начала понимать, зачем он мне написал.

«Почему ты спрашиваешь?»

«Я хотел бы с ней познакомиться, она очень милая. Почему же еще?»

Не знаю, сколько я смотрела на это сообщение, – наверное, около минуты. Надежда, теплящаяся в моем сердце все эти полтора года, слабая мысль, что наше воссоединение возможно, погасла за несколько секунд. Мне казалось, будто что-то темное и холодное сгущается вокруг, стены внезапно стали двигаться и сжиматься, чтобы раздавить меня. И еще холоднее мне стало, когда я вновь поняла для себя эту резкую, обжигающую правду – Джеймсу нужны отношения, но с кем угодно, кроме меня. Он не любит меня ровно настолько, чтобы хладнокровно делать мне больно, и не уважает так же сильно – иначе он подумал бы о том, как может почувствовать себя молодая девушка, когда парень, который ей нравится и с которым она занимается любовью, интересуется ее подругами. Кроме боли и отчаяния, я чувствовала вину – я снова позволила себя унизить и воспользоваться мной. Следом за виной меня накрыло раздражение. Я все