Светлана Геннадьевна не знала Человека, не знала, что сегодня за необычный день и на какую встречу она опаздывала. Человек был странным. Ей никак не удавалось рассмотреть его лицо, но она чувствовала, что ему можно доверять.

Собиралась она впопыхах, стараясь ничего не забыть и не тратить впустую бесценное время.

Человек схватил ее за руку и буквально вытащил за собой из квартиры. Снаружи дом казался таким высоким, будто заканчивался где-то в облаках. Окна квартир были залиты солнечным золотом. Но времени любоваться не было. Светлана Геннадьевна не знала дороги, но боялась не успеть. Сильная рука вела ее за собой. Мелькали машины, люди – мир вокруг проносился мимо, будто в ускоренной съемке, оставляя за собой лишь цветастые линии.

Остановились они на перроне незнакомого вокзала. Ее внимание привлекло то, что вокруг было много людей. Кто-то плакал навзрыд, крепко сжимая руку рядом стоящего, кто-то сиял счастьем, бережно сжимая в руках ярко-красные гвоздики. «Какое-то массовое помешательство… – промелькнуло у нее мыслях. – И чего мы все ждем?»

Вскоре один за другим стали прибывать поезда. Спустя считаные минуты все железнодорожные пути уже были заняты составами. Вагоны не имели окон и в большинстве своем были серыми, однако изредка среди них, словно солнечные зайчики, мелькали желтые вагончики. Человек потянул Светлану Геннадьевну за собой в один из серых вагонов. Двери перед ними раскрылись, но внутри было так темно, что с трудом удавалось хоть что-то разглядеть. Она шагнула вслед за Человеком.

…Когда Свете было 13, она впервые столкнулась со смертью. Ей пришлось провожать в последний путь свою бабушку. Она чувствовала себя плохо, родственники вокруг плакали, и в целом атмосфера ее тяготила. Но больше всего ее терзало упущенное время. Света не успела увидеть бабушку живой в последний раз, и самой большой ее болью было осознание, что она больше никогда не сможет ее обнять. Время. Как много оно значило? Оно было бесценно. Она опоздала на какие-то минуты, но эти минуты стоили ей душевного покоя на долгие годы.

Бабушка была хорошей. Она всегда оставалась на ее стороне, даже когда Света была неправа. Она поддерживала ее, любила так, что эту любовь можно было чувствовать кожей. Света была единственной внучкой среди мальчишек. Мальчики, что с них взять. А вот девочка… Девочка – совсем другое дело…

…Светлана Геннадьевна поднялась в тамбур. Из темноты проступили знакомые черты. Перед ней стояла бабушка. Перед глазами все поплыло, стало трудно дышать. Шок. Это ведь невозможно… Или?..

Один день в году был особенным. В этот день можно было прийти на перрон и увидеться с умершим родственником, а того, кто покинул мир в течение года, можно было проводить в последний путь, усадив в вагон. Составы отправлялись туда, куда живым проход был закрыт. Как же ее не смутило, что поезда возникали на перроне будто из ниоткуда?

– Не переживай, мне там хорошо. – Бабушка говорила с ней, словно всех этих лет и не было. – Там не существует боли, голода, страха. Там все дружны и не бывает войн. Не плачь.

А Света никак не могла взять себя в руки. Слезы капали прямо на блузку, на щеках черными подтеками оставалась тушь. Ей так много хотелось спросить, столько всего рассказать. Бабушка не знакома с ее мужем, не видела ее сына. Не знает, что она стала врачом. Но стоило Свете начать говорить, как бабушка дала понять, что знает о ее жизни все.

Немного упокоившись, Света вспомнила о желтых маленьких вагончиках.

– Ба, а кто приехал на тех, желтых?

– Дети. Жизнь такова, что люди не всегда умирают в преклонном возрасте.

От этих слов пробежали мурашки. Голова закружилась, и вновь стало не хватать воздуха. Осознание того, что сотни желтых вагончиков заполнены детьми, выбило землю из-под ног. Света закрыла глаза и…

Проснулась.

Глава 10

День не обещал быть скучным. Пятница, конец рабочей недели, последний рывок перед выходными. Допив свой якобы бодрящий напиток, Светлана Геннадьевна нехотя поплелась в отделение. Дни перед выходными, как и дни перед праздниками, особенные: обязательно происходит что-то, что не позволяет вовремя пойти домой. Тысяча и одна недобровольная госпитализация, резко (а главное, неожиданно) ухудшающиеся пациенты, вызовы на консультации в другие больницы – все что угодно, но просто так уйти не удастся. Готовая к пятничной суматохе, она старалась идти как можно медленнее. Когда не знаешь, что предстоит, можно придумать, что это обычный рабочий день. Между тем двери отделения неумолимо приближались.

Войдя внутрь, Светлана Геннадьевна столкнулась с медсестрой. По выражению лица коллеги она поняла, что интересное поджидает ее прямо в сестринской. Что ж, как бы то ни было, раньше начнем – раньше закончим.

Действительно, на кушетке уже сидела пациентка – очень старенькая, но харизматичная бабушка.

– Баб, здравствуй. Я врач этого отделения. Поговорим? – Историю болезни ей еще не вручили, но было очевидно, что женщине много-много лет, поэтому Светлана Геннадьевна старалась по максимуму выжимать из своих голосовых связок.

Старушка расплылась в добродушной улыбке:

– Внученька, не кричи, я тебя слышу. Давай, поговорим.

Что ж, уже хорошо.

– Баб, а лет-то тебе сколько?

– Да уж сто будет, а пока девяносто девять.

Лицо Светланы Геннадьевны вытянулось от удивления, но, помня прописную истину – все люди врут, а уж если не врут, то привирают, а уж если не привирают, то приукрашивают, – она продолжила задавать вопросы:

– Ладно, бабуль, а привезли тебя почему?

– Да уж не знаю, милая. Но мне у вас нравится. Санитарочки такие хорошие, помогают мне ходить. А кормят тут как! Уж не помню, когда меня так вкусно и сытно кормили.

В сестринскую вошла санитарка и подала историю болезни пациентки. Надпись на титуле гласила: «Митрофанова Валентина Ивановна. Возраст: 99 лет». А вот и форс-мажор. Мельком просмотрев бумаги и отойдя от первого шока, Светлана Геннадьевна продолжила:

– Ба, а тут пишут, ты дома есть перестала…

– Ой, внученька, даже стыдно сказать… Как мой Ванечка умер, царствие ему небесное, я живу одна. Уж лет двадцать точно. Мы с ним пятьдесят лет прожили душа в душу, но рановато он ушел. Пришлось самой. А тут я стала старая, печку топить уж не могу, вот к дочке и переехала.

– Кх-кх…Ба, два месяца? Ты только два месяца как одна не живешь? – Светлана Геннадьевна не верила своим ушам.

Бабушка снова разулыбалась:

– Да, а что ты думаешь, я войну пережила, голод, перестройку, дочь на ноги поставила, а печку не смогу топить?