— Я не поняла, вам нужно это интервью или нет? — с недовольством спросила Михайловская. — Перенесите встречу.

— Невозможно, — вздохнула я, — что ж, тогда в следующем году. Я завтра уезжаю в Америку делать цикл очерков о тамошней жизни. Это сейчас актуально. Очень жаль, что у нас с вами не получилось. До свидания… — Я сделала паузу, будто собиралась отключить телефон. Пусть понервничает. По идее, ей это интервью было важнее, чем мене.

— Подождите! — воскликнула Михайловская поспешно. — Скажите, когда вам удобно подъехать. Я целый день буду у себя.

— Я сейчас подъеду, минут через двадцать, — ответила я благосклонно, — передайте охране, чтобы меня пропустили.

Мы сказали друг другу до свидания, я убрала телефон. Вызвав такси, я отправилась на встречу. Ехать в детдом на своей машине было опасно.

— Не забудьте, что мне к следователю надо, — обеспокоенно напомнил Бурсов. — Вы успеете вернуться?

Я велела ему не волноваться. Для поездки в детдом кардинально менять внешность не пришлось, хватило светлого парика да очков. Меня там никто не знал.

В кабинете Михайловской Надежды Федоровны все сверкало, стояла новая мебель и даже немного пахло свежей краской. Неслышно работал кондиционер, нагоняя в комнату прохладный воздух. Хозяйка кабинета, дородная женщина лет пятидесяти, с коротко стриженными осветленными волосами, сидела за огромным черного цвета столом с фигурными ножками и внимательно изучала меня. Я же старательно изображала, что записываю всю ахинею, что она мне несла последние полчаса. Глядя на ее унизанные перстнями и браслетами руки с длинными наманикюренными ногтями, я очень сомневалась в ее бескорыстной помощи детям. Мне вспомнилось, как, прогуливаясь по коридорам в сопровождении детдомовского начальства, я встречала группки детей. Детские лица оборачивались ко мне. В глазах светилась надежда. Они-то надеялись, что я усыновительница, поэтому старались предстать в лучшем виде. Десятки натянутых улыбок. Кто-то из детей расчесывался обломком расчески, кто-то приглаживал волосы ладонями, девочки расправляли платья. Показалось, даже воздух сгустился от напряжения. Самые смелые из ребят подскакивали и хвалились, какими талантами они обладают. Кого-то главврач детдома отгонял, а кому-то дозволял продемонстрировать умения. Мне читали стихи, показывали рисунки, вышивку и прочее. Одна девочка лет восьми, спев чистым сильным голоском русскую народную песню «Светит месяц», прямо попросила меня стать ее мамой. Я не знала, что ответить на это. К горлу подкатил комок. Сглотнув, я тихо сказала охрипшим голосом:

— Я не умею обращаться с детьми. Вот увидишь, у тебя будет другая мама, в десять раз лучше, чем я.

Улыбка погасла на лице девочки. Без звука малышка отошла, а я, чувствуя себя препогано, пошла дальше. Дети постарше глядели в мою сторону с безразличием. Главврач пояснил, что подростков усыновляют хуже всего, они это знают и не ждут чуда.

Мы посетили красный уголок, где администрация организовала выставку детских поделок, которые дети делали на уроках труда. Многие вещи, мебель, одежда были выполнены так искусно, что я диву давалась. Настоящие профессионалы. Глядя на эту красоту, невольно возникал вопрос: почему родители отказались от таких талантливых детей?

— Ну и как у вас впечатление о нашей организации? Мы за свой счет отремонтировали жилые корпуса, часть комнат. Дети всегда сыты, — отчитывалась Михайловская. — Мы закупаем им с рынка фрукты. И так во всех детдомах. Деньги, которые поступают от усыновителей, идут на то, чтобы улучшить жизнь остальных детей.

— Да, я все видела. Замечательно! Я даже сфотографировала, — улыбнулась я лучезарно. — Вам обеспечен приток новых клиентов.

— А когда выйдет статья, Эмма Викторовна? — поинтересовалась Михайловская. — Может, вы даже мне экземплярчик пришлете?

— Обязательно, Надежда Федоровна, пришлю, — пообещала я. — У меня к вам еще один вопрос. Вы говорили, что с детьми и усыновителями у вас работает Бурсова Роза Аркадьевна, штатный психолог. Можно мне с ней переговорить?

Михайловская вздрогнула, но, совладав с собой, спокойно сказала:

— А Розы Аркадьевны сейчас нет на работе, она завтра выйдет. — Она запомнила, что я ей говорила про свой отъезд. Однако я знала, как к ней подобраться.

— А кто-то из вашего персонала болтал о каком-то похищении, — задумчиво протянула я, изучая записи в электронной записной книжке.

— Что? Какое похищение? Ничего не знаю, — встрепенулась Михайловская, делая большие глаза. — Кто вам сказал?

— К сожалению, я фамилии не записала, — пожала я плечами. — Помню, мы проходили через красный уголок, где выставлены поделки детей. Вас тогда еще какой-то мужчина, полный такой, увел на несколько минут в сторону. А в это время сбоку кто-то сказал: «А Розу-то похитили, теперь выкуп требуют».

— Что за ерунда! — воскликнула Михайловская с фальшивой улыбкой на губах, бурно жестикулируя. — Это шутка, кто-то пошутил. Я еще разберусь с этими шутниками. Кто там был? Завхоз, медичка, Валентина Макаровна, главврач, водитель мой?

— Да я даже не посмотрела в ту сторону, — махнула я рукой. — Может, даже кто-то из воспитанников.

— Вы, наверно, не обедали? — высказала предположение Михайловская, желая сменить тему. — Предлагаю отобедать в столовой нашего подшефного детдома. Посмотрите заодно, как кормят детишек. Сегодня в меню отличный борщ, на второе плов, на десерт фрукты, оладьи с медом или со сгущенкой, на выбор, и персиковый сок с мякотью.

— Нет, спасибо, я уже обедала, как-нибудь в следующий раз, — ответила я вежливо. — Мне пора, сейчас закажу такси…

— Какое такси? Мой личный шофер довезет вас, куда скажете, — с видом обиженной хозяйки воскликнула Михайловская.

— Мне, право, неловко, — попыталась я возразить, соображая, как выкрутиться из этой щекотливой ситуации. Не очень-то хотелось, чтобы ее шофер знал, где я вышла.

— Ничего не хочу слушать, — отрезала Михайловская. Набрав на сотовом номер, она громко сказала: — Володя, готовь машину. Сейчас приведу к тебе симпатичную девушку, отвезешь, куда скажет.

Обратного пути не было. Взяв меня за локоть и мило улыбаясь, президент фонда лично проводила меня до крыльца. Перед главным корпусом уже ожидал джип цвета мокрого асфальта с заведенным двигателем. Шофер был неприятного вида долговязым тощим субъектом с жидкими волосами, близко посаженными глазами и крупным с горбинкой носом. Он выглянул из окошка и, сильно картавя, спросил, так я и есть та самая красотка, которую везти?

— Ну ты, Казанова, поговори у меня! — как бы в шутку прикрикнула на шофера Михайловская.

Быстро простившись, директор детдома шмыгнула обратно в здание, а я забралась на заднее сиденье.

— Куда едем? — поинтересовался шофер. Он достал из кармана пачку сигарет, закурил, потом предложил мне.

— Спасибо, не курю, — процедила я. — Вова, я тороплюсь.