– Теософия и эзотерические учения, милый Самсон, способны навеки погубить наш журнал. Такая скукотища, – Ольга дернула головой, – не воспринимайте их всерьез. Равняйтесь на ваших коллег: они обходятся без этой интеллигентской инфекции, ибо обладают отменным мужским здоровьем. А оно и является залогом успеха у женщин.

Фалалей расплылся в улыбке, его карие круглые глаза превратились в щелочки.

– Такому красавчику негоже засорять голову теософскими словесами. Интересничанье годиться лишь для ущербных персон обоего полу. Кстати, хотите анекдот о спиритах? Возвращается однажды муж, а у жены любовник…

– Господин Черепанов, угомонитесь, – остановила словоохотливого фельетониста госпожа Май, – Самсон прочитает ваши анекдоты в журнале. И где вы только их берете?

– В народе, дорогая моя благодетельница, в самой народной гуще, – паясничал Фалалей, – народное творчество – кладезь мудрости.

– А что будет с моим эссе об Элоизе и Абеляре? – подал голос Платонов. – Вы его сняли из последнего номера, и что теперь? В долгий ящик?

Ольга Леонардовна задумалась.

– Элоиза никуда не денется, – решила она, – ей место найдем. Пока что я думаю вот о чем, господин Платонов… В следующий номер нам не хватает материала о женщине, активной участнице общественной жизни. И при этом не отказывающей себе в женских радостях. О хорошей работнице, прекрасной матери и супруге. Нет ли такого образца из французской жизни? Поищите, голубчик.

– А Жанна Д'Арк не подойдет?

– На худой конец можно и о ней. Хотя я не слышала, чтоб она ходила под венец. – Ольга всем своим видом демонстрировала, что ей хочется рассказа о женщине современной. – Однако подумайте, не торопитесь.

– Если он умеет думать, – пробурчал Лиркин.

– А вас не спрашивают, – Платонов фыркнул и полез в карман за носовым платком.

Госпожа Май изучающе посмотрела на Самсона.

– А вы, голубчик, не предложите нам что-нибудь?

Самсон смутился.

– Боюсь, мне еще рано, – он покосился на хитро улыбающегося Фалалея, – требуется тщательная отделка. «Флирт» ведь не провинциальная пресса…

– Да, это опасно! – выкрикнул Синеоков. – Сразу попадется на зубок господину Крайнему. Строгий критик.

Журналистская братия сдержанно захихикала.

– Прекратите цирк. – Ольга сдвинула брови. – Лучше бы ввели юношу в курс дела, помогли бы ему окунуться в столичную жизнь…

Самсон чувствовал себя беззащитным ребенком, заблудившимся в лесу. Причем не в дневном лесу, а в ночном. Он не видел никакой возможности покинуть пеструю компанию, куда попал благодаря участию дорожного попутчика, и не имел времени толком раскинуть мозгами и объять свалившиеся на него события, которых в его казанской жизни хватило бы ему на год-другой. Мелькнула сегодня утром бледная мысль об Эльзе, когда на Невском навстречу ехала закрытая карета и за ее стеклом ему почудились знакомые черты. Да разве скажешь об этом Даниле, погоняющему извозчика! Ведь с утра пораньше барыня Ольга Леонардовна снарядила преданного старичка сначала в полицию, зарегистрировать Самсона, а затем в университет, чтобы конторщик помог новому сотруднику уладить все формальности. Данила по пути объяснял измученному ночными кошмарами провинциалу, что где находится и что кому принадлежит. Самсон не пытался что-либо запомнить, ибо вчерашняя история с апельсином не выходила у него из головы. И собственно не сама история, а какой-то тревожный, переливающийся нехорошими смыслами, вопросительный намек дознавателя. Неужели господин Тернов и вправду считает, что оба несчастья с извозчиками и иголка во фрукте как-то связаны со скромной персоной стажера журнала «Флирт»? А если за этими подозрениями кроется что-то реальное, существенное, то не грозит ли ему, Самсону, опасность и сегодня?

Данила разливался соловьем, перемежая экскурсию восторгами по поводу особенной красоты столицы в солнечный зимний день, цитировал пушкинские строки, но Самсон красот столицы не видел, он подозрительно косился на проносящиеся мимо экипажи, ожидая покушения или очередной извозчичьей неприятности…

Шустрый Данила умудрился доставить юношу в редакцию «Флирта» как раз к началу общего совещания. Правда, поесть после прогулки не удалось, и новый сотрудник журнала только получил глоток из заветной фляжечки Данилы да пастилку на закуску.

Самсон, переживающий свою любовную трагедию, ощущал себя чужим, совершенно чужим в огромном городе, загнанным в угол, приговоренным к общению с абсолютно чуждыми и непонятными людьми. Медленно, капля за каплей божественное чувство любви, пробужденное в нем блистательной Эльзой, превращалось в его душе в отраву, от нее организм тосковал и корежился…

– Эдмунд, – позвала неуверенно Ольга, – ты слышишь меня?

Господин Либид приоткрыл глаза. Изящным жестом руки он успокоил редакторшу.

– Я резервирую место для того материала, о котором мы вчера говорили, – пояснила она пострадавшему от апельсина. – Ты уверен, что дело не сорвется?

Эдмунд осторожно повел головой сверху вниз и поморщился.

– Я заинтересована, чтобы наш журнал рвали из рук друг у друга, – продолжила Ольга, – а бомбу для читателей жду от тебя.

Эдмунд раздвинул губы в слабой улыбке.

– Так, в основном, задачи ясны, – резюмировала госпожа Май. – В заключение несколько слов для вас, господин Черепанов. Я надеюсь, вы станете настоящим другом нашему юному сотруднику. Поделитесь с Самсоном секретами журналистского мастерства. Не жадничайте. Чем вы собираетесь заниматься?

Фалалей достал из кармана пачку папирос, поняв последнюю фразу как завершение совещания.

– Собирался вместе с Самсончиком наведаться в полицию. Во-первых, познакомить его с нашими информаторами. Во-вторых, в надежде выловить там такой сюжетец, чтобы наши дорогие подписчицы зарыдали…

В этот момент из коридора, у открытой двери, в который топтался Данила, послышались странные звуки. Ольга вопросительно подняла брови, бросила взгляд на часы и перевела его на старичка. В парадную дверь нещадно барабанили руками и ногами.

– Открыть? – спросил он.

– Открывай уж, закончили, – распорядилась Ольга Леонардовна и встала.

Ее сотрудники с нетерпением ждали, когда она покинет помещение, чтобы в очередной раз обсудить несносный характер своей работодательницы. Но дать волю своему злословию они не успели: в помещение ворвался человечек, похожий на лягушку, в клетчатом пальто и котелке. Из-под пальто виднелись короткие, кривые в коленках, кавалерийские ноги.

– Стойте, стойте, неужели я опоздал? – закричал он с порога.

– А вы разве не имеете часов, господин Братыкин? – осведомилась Ольга. – Совещание закончилось.

Она двинулась к дверям, чтобы уединиться на своей половине. Но клетчатый кавалерист попятился и загородил дверной проем.