Дворник в форменной красной ветровке с надписью «Русляндия» шумно скреб метлой брусчатку площади, из трубы избы-ресторана тянулся синий дымок, и медный флюгер на башне игриво слепил меня солнечным золотом…

Я зажмурилась, а когда снова открыла глаза — увидела, что к подъемному мосту подкатила желтая горошина «Фольксвагена».

Я нахмурилась:

— Что за фигня?

Вчера мне мерещился красный «Пежо» Зяминой любовницы, а сегодня примостился желтый «Фольксваген» его же невесты!

«Каждый сходит с ума по-своему», — сказал мой внутренний голос, но я не нашла это заявление сколько-нибудь утешительным.

Свихнуться на почве каменных и стальных коней казалось мне несколько унизительным. Прежде мой душевный покой не особо тревожили даже роскошные жеребцы из стрип-шоу!

Я перегнулась через перила — сливочно-желтый зад «Фольсвагена» скользнул под решетку. Я поставила стакан, положила салфетку и, на ходу пре-дупредив официанта, что скоро вернусь, торопливо вышла в холл.

Трошкина появилась через минуту. При виде меня ее гофрированный лобик разгладился, и подружка радостно объявила:

— А вот и я! Скажи, что ты мне рада!

— Гораздо больше, чем бродячему коню! — согласилась я, тоже расплываясь в улыбке.

Трошкина, спасибо ей, была вполне себе настоящая, из плоти и крови. Следовательно, она могла сыграть роль якоря, который удержит меня от слишком глубокого погружения в сказочный мир Русляндии с ее назойливыми видениями и привидениями. Поэтому я приветствовала подружку очень сердечно. Мы договорились, что Алка переночует у меня, и пошли завтракать.

Скомпрометировать Сарахову прогулом работы я не могла и потому первую половину дня честно провела в операционной дирекции. Трошкина сопровождала меня в качестве бесплатной помощницы. Я была как бы мастером-художником, а она — мальчиком, растирающим краски, и оказалась очень полезна, потому что не погнушалась сделать в захламленном пыльном кабинете влажную уборку.

А после обеда мы с чистой совестью пошли гулять в парк. Как я уже знала: пиковое время в Русляндии — период с четырнадцати до девятнадцати часов.

— На территории семь тысяч двести три посетителя! — доложила выданная мне хрипатая рация.

— С нами — семь тысяч двести пять, — поправила Трошкина, распахивая дверь в сказку.

Я помедлила на пороге, восхищенно рассматривая открывшуюся картину.

Жаркий день уже давно перевалил на вторую половину. Лохматое солнце ослепительным эполетом лежало на правом плече могучего скульптурного Змея Горыныча. Сочетание золотого и зеленого выглядело очень нарядно и в то же время мужественно, в таком виде Горыныч тянул как минимум на генерала в парадном мундире. Мне, как дочке папы-военного, нестерпимо захотелось вытянуться перед Их Головастым Превосходительством во фрунт, козырнуть и щелкнуть каблуками. А он чтобы дохнул на меня сверху теплым дымом, подмигнул шестью красными очами и рыкнул снисходительно: «Вольно, Кузнецова!»

Ой, то есть Сарахова.

Мы вышли на центральную площадь и запрокинули головы.

Высоченная башня свободного падения красной стрелой вонзилась в синий купол неба, и пухлые мелкие облачка вращались вокруг нее, как мягкие карусельные креслица. Пятиметровая жар-птица на пике башни раскинула крылья, будто желая обнять весь мир, и мне тоже захотелось повиснуть у кого-нибудь на шее с задорным визгом и поцелуями.

Я девушка впечатлительная. Атмосфера праздника обычно распирает мои легкие так, что я чувствую себя воздушным шаром!

— Тихо, ты! — щуплая Трошкина не позволила мне наброситься с поцелуями на нее. — Не веди себя как малое дитя!

При росте сто восемьдесят пять сэмэ я еще та малютка, так что Алкино замечание меня только рассмешило. Хихикая и с большим трудом преодолевая порыв бежать к ближайшей карусели вприпрыжку, я подцепила подружку под сухой кренделек локотка и повлекла ее в густую толпу гуляющих.

Из проштудированных рекламных материалов я узнала, что Русляндия — самый большой в стране тематический парк развлечений, однако было видно, что территорию сказки необходимо расширить. На центральной площади и главных аллеях парка было тесно и шумно. Я почти не слышала бормотание рации и только через пару часов обнаружила, что пропустила два телефонных звонка.

Оба они поступили с одного и того же незнакомого номера, поэтому я даже не подумала перезвонить, рассудив, что тот, кому я нужна, повторит попытку. Так и случилось, и третий звонок я приняла, но никакого разговора не получилось: в трубке то ли молчали, то ли говорили слишком тихо, и за парковым шумом и гамом я ни слова не услышала.

— Четыре, три, два, один, ста-а-а-арт! — ревел мне в ухо динамик на экстремальной горке «Гипердрайв».

Думаю, этот вопль мой неизвестный собеседник слышал лучше, чем мой слабый голос. У «Гипердрайва» вообще было очень шумно. Бодро орал динамик, весело — граждане в очереди, испуганно и обреченно — те, кто уже дождался своего счастья и занял места на аттракционе.

Вообще-то мы с Алкой встали в очередь к «Гипердрайву» только потому, что журнал «Нэшнл джиографик» в прошлом году признал этот аттракцион лучшим в мире, а на подружку мою как раз накатил приступ безудержного перфекционизма.

В начале очереди активно муссировался слух о том, что какая-то бедная женщина прямо на аттракционе описалась, а какой-то мужчина сразу после экстремального катания лег на землю и целовал ее страстно, весь в слезах. Ближе к середине очереди говорили уже о трех описавшихся дамах и двух павших ниц целователях земли русской. Веселый ужас нарастал, концентрировался и уплотнялся.

Я всерьез опасалась, что на самой страшной в мире горке мои нервные клетки совершат массовое самоубийство, но не могла позволить Трошкиной прокатиться без меня. Мелкая язва — Аллочка до конца дней вспоминала бы о проявленном мной малодушии!

Я не смела опозорить фамилию, но, созерцая двойную мертвую петлю «Гипердрайва» снизу, невольно вспоминала хит-парад несчастных случаев в парках мира и прикидывала траекторию, по которой полечу в случае поломки крепления ремня безопасности.

Примерно так, как это случилось с несчастной девушкой в Пембрукшире, что в Уэльсе, — ЧП номер два в хит-параде парковых трагедий…

— Смотря где ты будешь в момент, когда ремень расстегнется, — обидно спокойно заметила Трошкина, подслушав мое озабоченное бормотание.

Она с удовольствием включилась в решение интересной математической задачи:

— Если тут — то ты полетишь по параболе, во-о-от так!

Алка пальчиком начертила в воздухе мощный верблюжий горб:

— А если тут, то по гиперболе, во-о-о-от так!

Я посмотрела, поняла, что и гипербола, и парабола приведут меня даже не на больничную койку, а сразу на тот свет, и заколебалась.

Да так ли уж важна семейная гордость Кузнецовых? Репутация, которая не способна выдержать совсем небольшой удар, не заслуживает того, чтобы за нее боролись, рискуя жизнью!