Однако я не позволила себе поддаться неуместному ликованию. Скорее всего, сейчас охранник со товарищи стоят во дворе, задрав головы и рассматривая крышу, но вряд ли стадия пассивного буддистского созерцания надолго затянется. Совсем скоро сердитые дядьки вернутся сюда и увидят, что никуда я не убежала…

«Так беги!» — подтолкнул меня внутренний голос.

Я заколебалась. На стадионе я бегаю быстро, но там мне никто не мешает, а в коридорах офиса будут люди, включая тех, кто специально нацелен меня задержать. Далеко ли я убегу?

И тут мой взгляд упал на главное украшение кабинета — голову ростовой куклы медведя. Она широко улыбалась и простодушно круглила глаза, как бы намекая: давай попробуем, а почему нет? Если не сбежишь, так хоть развлечешься!

И знаете, что я вам скажу? Если где-нибудь в мире проводится чемпионат по скоростному облачению в костюм ростовой куклы, мне непременно следует в нем поучаствовать! Похоже, у меня большой талант. Я превратилась в огромного мохнатого зверя быстрее, чем это делают матерые оборотни в голливудских фильмах!

Да и модельер-конструктор медвежьего костюма не зря ел свой хлеб. Наряд мой состоял всего из двух частей: сплошного комбинезона с лапами и башки. На мех комбинезона сверху было нашито дегенеративное одеяние вроде жилетки праздничного кумачового цвета. Об имитации штанов модельер почему-то не подумал, но меня это не озаботило — медведь-эксгибиционист соответствовал моей цели не хуже, чем медведь-пуританин.

Я упаковалась в два приема и сразу же направилась к выходу, по дороге всего лишь раз-другой приложившись высоким медвежьим челом об антресоли. Хорошая видимость в число достоинств моего костюма, увы, не входила.

Простой и дерзкий план сработал замечательно! В сказочном мире Русляндии самоходные искусственные медведи были явлением обычным, потому что на просторной территории парка, рассредоточившись, одновременно работали сразу пять аниматоров в одинаковых костюмах. Одним медведем больше, одним меньше — кто это мог заметить?

Никто и не заметил! Я беспрепятственно вышла из офисной избы и не отказала себе в удовольствии минутку полюбоваться беготней охранников. Они сновали вокруг терема, как тараканы.

Ухмыляясь, чего никто не мог увидеть, я сорвала с куста пышную алую розу, заложила ее за мохнатое ухо, сделала лапой трень-брень по воображаемой балалайке и, косолапо приплясывая, влилась в толпу гуляющих.

Полагаю, для них я выглядела как типичный ярмарочный медведь — добродушный и веселый. Меня то и дело останавливали, чтобы сфотографироваться в медвежьих объятиях, и мне все труднее было сдерживать недовольное рычание.

В меховом комбинезоне было адски жарко, а медвежья башка тяжело давила на плечи и кренилась набок, уводя в сторону и прорези для глаз. После того как я сослепу едва не загремела в пруд, я наплевала на медвежью гордость и стала придерживать голову лапами.

Это добавило образу мишки глубины и драматизма. Проходя мимо столиков пивного ларька, я услышала, как мужской голос сочувственно произнес:

— Не пей больше, Миша, козленочком станешь! — и поняла, что основательно укрепила типичный имидж русского народного медведя.

Стараясь не бежать, чтобы не выдать себя нехарактерным для хозяина тайги легкомысленным галопом, я проследовала на выход. У турникета прихватила со стойки пачку буклетов Русляндии и, помахивая одним из них, как фольклорная плясунья платочком, вышла за ворота.

Меня по-прежнему не останавливали! Впрочем, в этом не было ничего удивительного: на торном шляхе к железнодорожной станции постоянно работали, завлекая народ в тематический парк, костюмированные аниматоры.

— Ты на смену? Тогда я на обед! — обрадовался моему появлению красноносый клоун в тельняшке.

Не знаю, какого сказочного персонажа он изображал. Может, спившегося дядьку Черномора — командира неполной роты древнерусских морских пехотинцев?

Черномор отдал мне свои буклеты и вернулся в парк, а я продолжила движение в направлении железнодорожной станции. И даже в этот непростой для меня момент я честно и добросовестно отрабатывала свой гонорар рекламщика-пиарщика, одаряя прохожих раздаточной печатной продукцией.

Последний буклет я с игривым книксеном вручила охраннику на перроне железнодорожной станции.

Потом вошла под высокие гулкие своды вокзала, в укромном тупике нырнула в дамский туалет, там заперлась в кабинке и буквально спустила с себя шкуру.

Уф-ф-ф-ф! Как же я в ней запарилась!

«Медведь в России больше, чем медведь», — с намеком, который я не сразу поняла, сказал мой внутренний голос.

— Мишка — это не только ценный мех, — согласилась я.

И поняла, что мне не хочется расставаться с костюмом. Такая роскошная маскировка! Вдруг еще пригодится?

Но как его нести? Набросив мех на плечи, а-ля витязь в медвежьей шкуре, и при этом держа башку в руках, как добычливый таежный охотник? Однозначно, в таком необычном виде меня не заметит только слепой, но не стоило бы привлекать к себе внимание…

Подумав, я вывернула меховой комбинезон на-изнанку. Изнутри он был совсем лысый, прорезиненный, и в застегнутом виде напоминал собой большой брезентовый мешок. Медвежья голова легко поместилась в него, еще и место осталось.

Я выдернула из джинсов ремень и стянула им в тугой пучок четыре лапы комбинезона — получился оригинальный рюкзак. Он выглядел не более странно, чем та мексиканская торба из войлока, которую горделиво таскает на горбу наш модник Зяма, и я постановила считать, что ручная кладь у меня просто шикарная.

Забросив мешок за плечо, я вышла из клозета, в кассе купила билет до конечной станции ближайшей электрички и уже через пять минут расслабленно полулежала в удобном кресле «Ласточки».

Побег удался!

Алке Трошкиной выпала честь дожидаться допроса в кабинете голландского директора, и, изучая внутреннее убранство помещения, узница тоже первым делом обратила внимание на окно.

Большое, квадратное, опушенное по подоконнику кудрявыми цветочками в длинном ящичке, оно не порадовало глаз заключенной, потому что снаружи было плотно закрыто резными деревянными ставнями. Трошкина поняла, что сбежать не удастся, и расстроилась.

Алка категорически не хотела беседовать с операми, потому что знала: бессовестно и нагло соврать представителям закона она не сможет. Язык не повернется! А говорить правду, всю правду и только правду, пожалуй, не следовало. Трошкина высоко ценила дружбу и не могла подвести под монастырь сестру по разуму Кузнецову!

Узница наскоро прикинула вероятный план допроса.

Надо полагать, первым делом от нее потребуют представиться, а потом поинтересуются, знаком ли ей убитый мужик.

Затем попросят рассказать о случившемся — что она видела, что слышала и что себе, дура, думала, когда орала на весь парк: «Дайте мне шило!»