– Точно? Тогда как вы объясните Монику Фарр?

Он заметил, как во взгляде Штейн появилась тревога.

– Что?

– Моника Фарр тоже была вашей пациенткой, не так ли? Я проверил контакты в ее телефоне. У нее есть запись «Фрэнки». Отгадайте, чей номер идет под этим именем. Кстати, не переживайте, я могу получить подписанное разрешение на ознакомление с ее медицинской картой.

– Вы хотите сказать, что Моника…

– Мертва, – закончил за нее Фрост. – У нее случилось психотическое расстройство, точно такое же, как у Бринн. Она выстрелила себе в голову.

Кровь отхлынула от лица Штейн. Рот приоткрылся в безмолвном ужасе.

– О боже, – шепотом произнесла она.

Истон наклонился через стол и резко сказал:

– Давайте посмотрим фактам в лицо, доктор Штейн: уж больно странное совпадение. Две пациентки приходят к вам на лечение, обе слетают с катушек и кончают жизнь самоубийством… Мне кажется, вам стоит задаться вопросом, что же вы делаете с головами своих пациентов на самом деле.

– Что ты помнишь о Монике Фарр? – спросил Джейсон.

Фрэнки стояла у выходившего на юг окна своего пентхауса на О’Фаррел-стрит. Была почти полночь. Фрэнки смотрела на город и чувствовала, как город наблюдает за ней. Здание в стиле ар-деко между Ливенуорт и Гайд-стрит было высоким, и из его восточных окон открывался великолепный вид на Залив. Когда «Джайантс» играли на домашнем поле, Фрэнки могла видеть салют над стадионом. Вдали горел огнями Оклендский мост, и она поежилась, вспомнив о Бринн Лэнсинг. Фрэнки никогда не боялась высоты, но ей трудно было представить, каково это – погибнуть вот так, по милости силы тяжести. Как Бринн. Как ее отец.

К ней подошел Джейсон и подал бокал красного вина. За вечер Фрэнки выпила уже немало, поэтому у нее кружилась голова, однако ей хотелось еще.

– Моника была медсестрой приемного отделения из Юты, – начала рассказывать Фрэнки. – После пожара в одном доме в Солт-Лейк-Сити в больницу поступило трое детей. Все были сильно обожжены, и все умерли. Моника все не могла прийти в себя после того случая. Она переехала в Сан-Франциско, чтобы забыть тот ужас, но у нее постоянно случались обратные вспышки. Она больше не могла работать.

– Как тебе удалось с этим справиться?

Фрэнки представила Монику. Молодую. Рыжеволосую. Полноватую. Лицо Моники освещалось внутренним светом каждый раз, когда она заговаривала о родителях, которым помогала. У них было много общего. Фрэнки хорошо помнила, какую лечебную стратегию выбрала для девушки. Стратегия была самой деликатной частью терапии; врач должен как бы прочитать своего пациента и создать такую новую реальность, которую принял бы его мозг.

– Я не хотела, чтобы она забыла о том, что те дети умерли, – ответила Фрэнки. – Ведь она постоянно имела дело со смертью. Это определялось ее работой в качестве медсестры. Поэтому я помогла ей поверить в то, что ее не было в отделении, когда все это случилось. Что она своими глазами не видела, как они умирают. Я надеялась, что этого будет достаточно для того, чтобы Моника справилась с собой. Она не была слабой; медсестры вообще отличаются жесткостью. То была просто еще одна трагедия из многих.

– Лечение помогло? – спросил Джейсон.

– Я думала, что да. Моника позвонила мне через несколько недель. Она снова работала медсестрой. В ночную смену в отделении экстренной помощи. Тяжелейшая работа. Но она, судя по голосу, была счастлива. Звонила поблагодарить меня…

– Значит, ты выполнила свою работу. Не критикуй себя.

– Да, но сейчас она мертва, как и Бринн Лэнсинг. Получается, что у двух из моих пациентов произошла резкая дисфункция мозга.

Джейсон покачал головой.

– Что бы там с ними ни случилось, твоей вины в этом нет.

– Откуда ты знаешь? – спросила Фрэнки.

У него не было ответа. Муж пытался успокоить ее. Поэтому он просто обнял ее за талию. Фрэнки было приятно чувствовать его рядом. Она видела в стекле его отражение – короткие, уложенные гелем темные волосы; острый подбородок; красиво изогнутые брови и пристальный взгляд. Джейсон был в серых слаксах и приталенной рубашке темно-зеленого цвета. Фрэнки принялась кончиками пальцев водить по его бедру, но потом вдруг отстранилась и сразу ощутила его разочарование.

– А возможно ли такое? – спросила она.

– Что?

– Могла ли я навредить этим женщинам своим лечением?

Джейсон нахмурился. Было поздно, и ему не хотелось вступать в медицинский диспут. А чего ему хотелось, Фрэнки отлично знала. Секса.

– Не стану утверждать, что это невозможно, – сказал он. – В мозговой химии нет ничего безусловного, ты сама это знаешь. Люди ведут себя непредсказуемо. Скажу одно: маловероятно, что твое лечение могло вызвать столь экстремальную реакцию, тем более через такой долгий срок после окончания. Я не утверждаю, что вероятность такого равна нулю, но риск минимальный.

– Риск, – пробормотала Фрэнки. Она снова думала о своем отце.

Забавно, как все в конечном итоге возвращает ее к нему и их последним выходным, проведенным вместе. Ей никак не освободиться от этого. Тема, которую он выбрал для дискуссий во время их ежегодного турпохода, была «Риск». Как далеко ты готова зайти, чтобы получить желаемое? Какие опасности несет с собой твой выбор для других людей? Фрэнки буквально слышала голос отца, ровный, без интонаций. Он читал лекцию и ставил вопросы, как какой-нибудь профессор в аудитории, а не как отец, беседующий со своей дочерью. Он размахивал указательным пальцем в поддержку своей точки зрения. Его лицо, заросшее седоватой щетиной, не двигалось.

«Вопрос. Допустимо ли стремиться к удовлетворению своих эгоистических желаний, если оно несет риск для других?

Вопрос. Правильно ли рисковать жизнью или счастьем другого человека только ради того, чтобы заполучить желаемое?»

– Мой отец считал, что я играю с жизнями других людей, – сказала Фрэнки. – Он говорил, что то, чем я занимаюсь, безнравственно.

Джейсон раздраженно всплеснул руками.

– Да что Марвин мог знать о нравственности? Я в жизни не встречал менее эмоционального человека, чем он. Забудь об этом, он же любил строить из себя великого знатока.

– Я бы забыла, но сейчас я задаюсь вопросом, а не был ли он прав. Может, Моника и Бринн погибли именно из-за меня. Может, я действительно играю с огнем. – В ее голосе появилась хрипотца. – Помнишь Даррена Ньюмана?

Джейсону было неприятно слышать это имя, и Фрэнки не могла осуждать его.

– Не ты сделала из Даррена Ньюмана того, кем он стал.

– Скажи это убитой девушке, – проговорила Фрэнки.

– Ньюман манипулировал тобой. И многими другими.

Фрэнки больше ничего не сказала. Джейсон прав. Даррен Ньюман заявился к ней после сделки со следствием, которое гарантировало ему, что он избежит тюрьмы, если пройдет курс лечения, так что она не несет ответственность за последствия.