Мысли мои были заняты ессеями, когда во дворе перед домом вдруг громко закричали. Там что-то происходило. Я прислушался, но до меня долетали лишь отдельные слова. Кого-то только что убили. Послышались возмущенные голоса, потом плач, потом неясный гул. Я поспешил вон из комнаты. Навстречу мне уже шел Варух.

– Знаешь новость? Они убили его!

– Кого?

– Пророка Иоанна!

* * *

Уважаемый господин Кратцингер!

Ессеи в романе напомнили Вам современные молодежные секты. Да, правда: когда я писал последнюю главу, у меня перед глазами стояли конкретные примеры из жизни «сектантов». Так значит, получается, я перенес на прошлое опыт современности?

Сначала одно замечание общего характера. Если бы мы всегда находили в прошлом только то, что совпадает с нашим опытом, мы бы утратили к нему всякий интерес. С другой стороны, если бы мы находили в нем лишь то, что этому опыту противоречит, оно осталось бы для нас непонятным. Интересно чужое. Но понятным оно становится через связь с хорошо знакомым.

А теперь вернемся к последней главе: ессеи, конечно же, никакие не сектанты в современном смысле. Они не предлагают какой-то авторитарной опоры в условиях «либерального» кризиса ценностей. Несмотря на всю свою обособленность от общества, они не выходят за рамки широкого консенсуса, состоящего в том, что в Пятикнижии Бог дал людям руководство к правильной жизни. В толковании Пятикнижия могут быть разногласия, ценность же его не подлежит сомнению. Однако его нужно защищать от экспансии эллинистической, языческой культуры.

В те времена вопрос был лишь в том, насколько человек удовлетворяет установленным требованиям! Лишь немногие тогда всерьез думали о возможности слиться с греко-эллинистическим миром. Сегодня же молодежь, напротив, задается вопросом: а на какие ценности нам вообще ориентироваться? Хотя ессеи и напоминают нам сегодняшнюю молодежную секту, они все же представляли собой нечто иное.

Если что и делает исторические исследования в глазах людей действительно интересными, так это именно тот свет, который прошлое и настоящее бросают друг на друга. То, что мы узнаем о жизни в прошлом, каждый раз помогает нам чуть лучше понять самих себя.

Позвольте в конце письма еще раз сказать Вам о том, насколько важны для меня Ваши критические замечания. Надеюсь, у Вас найдется время поделиться со мной Вашим мнением и о следующей главе.

С пожеланиями всего наилучшего,

искренне Ваш

Герд Тайсен.

Варух был вне себя:

– Ирод Антипа казнил Иоанна Крестителя! Город полон слухами!

Я не знал, что и думать. Опять произошло что-то ужасное! Я должен был узнать подробности. Вот это новость для Пилата! Теперь Антипа у него в кармане. Пойти на такое – отважиться казнить святого!

На улице перед постоялым двором собралась большая толпа. Посреди стоял юноша, принесший ужасную весть. Он, как мог, отвечал на сыпавшиеся со всех сторон вопросы. Я протиснулся вперед, пока мне не стало хорошо видно. Юноша говорил, размахивая сразу обеими руками:

– Тут замешана Иродиада, его новая жена! Она любой ценой хотела за него замуж, пусть и вопреки нашим законам. Сначала для этого ей пришлось развестись с единокровным братом Антипы.[65]Эта женщина не останавливается ни перед чем: это она виновата в смерти пророка! Ей нужно было заткнуть рот тем, кто выступал против ее нового замужества!

Из толпы послышались одобрительные возгласы. Раздался другой голос:

– Иродиада взяла хитростью. Антипа слишком великодушен. Он, говорят, ничего не имел против Крестителя. Он, верно, сам не рад, что отдал такой приказ. Как-то он был в веселом расположении духа и пообещал жене исполнить любое ее желание, а она возьми да и попроси у него голову Иоанна Крестителя!

– Ну, одной женщине это не по силам, – крикнул кто-то третий, – здесь замешаны две: Иродиада и ее дочь Саломея. Лучшие люди Галилеи и Переи собрались у него на пиру. Стало весело. Антипа уже прилично выпил. Тут Саломея стала танцевать. Общий восторг! Антипа тут и пообещал ей исполнить любое желание, даже если она попросит половину царства. Он, наверное, ждал какой-нибудь невинной просьбы: какие могут быть желания у девушки ее лет? Но Саломея посоветовалась с матерью и попросила: хочет она голову пророка, и все.

Так, все ясно: придворные сплетни.[66]Если так и дальше пойдет, в конце станут рассказывать, что Саломея соблазнила своего дядю Антипу. Такие истории всегда строятся по одним незамысловатым канонам: чтобы получилась придворная интрига, нужны две-три изысканные женщины, великодушный правитель, жертва, неосторожно данное обещание и так далее. Это не могла быть вся правда. Я обратился к тому, который говорил первым:

– От кого ты узнал об этом?

– В Иерихон приехали чиновники Антипы!

– Они еще здесь?

– Да, остановились в зимнем дворце Ирода.[67]

– Ты знаешь их имена?

– Одного, кажется, зовут Хуза. Он служит у Антипы управляющим.

Это была хорошая новость. Я прекрасно знал Хузу. Он был моим партнером во многих торговых сделках. Не было человека, кто бы лучше него знал, что происходит в доме Антипы. Не теряя времени, я отправил Тимона во дворец, чтобы сообщить Хузе о своем пребывании в Иерихоне. Можно ли мне с ним поговорить? Хуза тут же передал, что будет очень рад увидеть меня, что сейчас он на пути домой, в Тивериаду. Нет ли у меня желания отужинать с ним и его женой?

Хуза и его жена Иоанна приняли меня в роскошном триклинии: вокруг небольшого стола стояло три ложа, как на какой-нибудь римской вилле. Пол украшала искусная мозаика с орнаментом из растений.[68]На стенах розовый и голубоватый мрамор сложились в тщательно продуманный узор. Или это только краска? Мы возлегли и начали есть. Рабы внесли кушанья: салат, устрицы, яйца, запеканка из манной крупы с медом; на закуску оливки, мангольд, огурцы и лук.[69]К еде подали изумительное вино. С тех пор как я вышел из тюрьмы, мне еще ни разу не пришлось так вкусно обедать. Какое объедение! Мне нужно было держать себя в руках, чтобы не показаться жадным.