Джемма передала мне телефон.

– Спасибо.

– Почему ты сказала ему, что я жив? – с улыбкой спросил я.

– Рон знает, насколько я злая, когда голодна.

– Прямо как лев.

– Как львица, – парировала девушка и подмигнула мне. Этот игривый жест отозвался во всем теле трепетом. О, нет-нет-нет. Нужно было остановить это.

– Сиди, я помогу тебе выйти.

Джемма покорно кивнула и осталась в машине. Я обходил машину и мысленно глушил голос, кричащий в моей голове: «Хочу увидеть, на что способна львица, если ее не сдерживать».

Джемма

– Значит, литература? – спросил Калеб, потягивая кофе.

– Угу, – ответила я, прожевывая шестой по счету блинчик.

– Почему? – не отставал парень.

– Это же очевидно. – Я пожала плечами. – Я люблю читать, мой отец писатель, а мама его агент. Все предопределено.

– Ты тоже станешь писателем?

– Пока не знаю. Я уверена лишь в том, что хочу связать свою жизнь с книгами.

– Это скучно.

Я перестала жевать и посмотрела на Калеба. Он только что серьезно это сказал? Видимо, выражение моего лица было очень забавным, потому что мужчина рассмеялся.

– Видела бы ты свое лицо. Жуй, Джемма.

Я продолжила уплетать свой завтрак.

– А как ты решил заниматься ремонтами?

– Я вообще учился на бизнесе. – Я знала всю историю, но не знала, о чем еще спросить его, чтобы не задать вопрос о «подруге» по имени Миа. Дальше его рассказ был словно фоновый шум. Я знала каждое слово наизусть, потому что Рон миллион раз мне рассказывал о том, как они решили перекрасить стены в комнате в общежитии и решили сделать это по всем правилам. С помощью интернета затеяли ремонт и так их это увлекло, что они решили сделать это своей профессией. Он рассказывал и рассказывал, а я молча поедала свой завтрак, уставившись на губы парня, которые внезапно изрекли то, что спровоцировало блинчик стать комом в моем горле. – А потом мы гуляли с розовым слоном по комнате.

Я резко подняла взгляд и посмотрела в глаза парню. Опешив, я даже не могла выдавить из себя ни слова. А он улыбался самой широкой и самой открытой улыбкой в мире.

– Вот теперь ты меня слушаешь, – сказал он. – Все правда хорошо? Ты нормально себя чувствуешь? Или отключилась, потому что вдоль и поперек изучила эту историю? – он подмигнул и в моей груди разлилось тепло.

– Зачем ты так сделал?

– Затем, Джемма, что я знаю, как много раз Рон пересказывал тебе эту историю. Он говорил мне об этом.

Я снова опустила глаза в тарелку и поняла, что больше съесть мне не под силу. От обезболивающих и теплого завтрака мое тело расслабилось и я зевнула.

– Поедем домой? – спросил Калеб, слегка наклонившись.

И почему это прозвучало так интимно и так привлекательно? Ведь не должно было. Я кивнула.

– Оставшиеся блинчики завернуть?

– Нет, там должны остаться блинчики Мэл.

Мы сели в машину и поехали в сторону дома.

– О, боже, ты же договорился о стекле! – вскрикнула я.

– Все хорошо, я перенес это на завтра.

– Спасибо, что убрал во дворе. Сейчас бы я не смогла этого сделать, а позже приедет Рон и он вряд ли обрадовался бы, что я превратила двор в помойку.

– Да брось. Ты же знаешь, как много вечеринок сам Рон там устраивал.

– Все равно спасибо.

– В любое время, малышка. – Калеб неосознанно положил руку мне на колено и горячая ладонь прожигала мою кожу. Я замерла. Калеб, заметил это и убрал руку. Мне хотелось кричать, чтобы он не смел этого делать, но вряд ли это было бы правильно. Черт, кого интересует это правильно?

Мы приехали домой и я поднялась к себе в комнату. Как только я вошла и расстегнула толстовку, в комнату вошел Калеб.

– Помочь тебе снять ее?

– Нет. Если ты не против, я бы хотела остаться в ней. Меня немного знобит.

– Конечно. Можешь оставить ее насовсем.

– Спасибо, я подумаю.

Он улыбнулся.

– Давай я помогу тебе прилечь.

Я как-то не думала о том, как буду ложиться. В принципе, особых проблем это не должно было вызвать. Но кто откажется от помощи высокого, крепкого, сексуального как ад парня? Поэтому я кивнула. Калеб подвел меня к кровати, придерживая за талию. Потом развернул к себе и усадил. А после было то, что вызывало море мурашек по всему телу еще на протяжении долгого времени. Он обнял меня. Эти большие ладони придерживали мою спину, пока я ложилась, не отрывая от него взгляда. Калеб уперся коленом в кровать и, когда положил меня на кровать, так и остался нависать надо мной. Одной рукой он упирался в кровать, а второй убрал упавшую прядь с моего лица и снова, как в больнице, провел пальцами по моей щеке и до подбородка. Как только его большой палец начал прокладывать уже привычный маршрут по моей нижней губе, я неосознанно облизнула губы и случайно коснулась пальца языком. Глаза Калеба вспыхнули, но пальца он не убрал. Наоборот, парень оттянул мою нижнюю губу и слегка протолкнул кончик пальца мне в рот. Как только тот оказался внутри, я сомкнула губы и обвела его языком.

Калеб застонал и его веки слегка опустились.

– Блять, я не должен этого делать, – хрипло прошептал он.

Потом Калеб аккуратно вытянул палец и заменил его своими губами. Он касался нежно, слегка приоткрыв губы. Я потянулась к нему, желая углубить поцелуй, но мужчина не позволял, придерживая подбородок пальцами. Я тонула в этом поцелуе. Каждая часть моего тела отзывалась трепетом. Меня трясло, бросало в жар, кожа покрылась мурашками, а каждое движение его пальцев отзывалось в трусиках. Несколько секунд, показавшихся вечностью, Калеб терзал меня, так и не коснувшись своим языком моего.

Оторвавшись от меня, мужчина коснулся моего лба своим и закрыл глаза. он шумно вздохнул, переместив руку мне на затылок и зарылся пальцами в волосах. Челюсть Калеба была напряжена, он тяжело дышал, как будто боролся с собой.

– Не сдерживайся, – выдохнула я, но Калеб одновременно со мной произнес совсем другое.

– Это была ошибка.

Я уставилась на него широко раскрытыми глазами. Я чувствовала, как мои щеки покрывает румянец. Калеб распахнул глаза и отодвинулся от меня. Он резко встал и отвернулся. Потер затылок широкой ладонью и, не оборачиваясь, вышел из комнаты, закрыв за собой дверь.

Я снова откинулась на подушки и порывисто вздохнула. Этот день мог стать самым лучшим за последние восемнадцать лет. Но он, к сожалению, становился все хуже и хуже.

Калеб