— Мама, все началось в тот день, когда на берегу Оми-Алы мы встретили Абулу, — произнес Обембе.

— Что? Безумца Абулу? — вскричала мать, в ужасе вскакивая на ноги.

Обембе, видно, не ожидал такой реакции. Вероятно, он испугался, потому что, опустив глаза на голый матрас перед собой, молчал. Это же была тайна за семью печатями, раскрывать которую нам запретил Боджа — сразу после того, как Икенна провел между собой и нами границу: «Вы сами видели, как это повлияло на Икенну, — сказал тогда Боджа, — поэтому держите рот на замке». Мы обещали стереть тот случай из памяти, вырезать его из наших умов, как кусок мозга.

— Я задала вопрос, — сказала мать. — О каком Абулу речь? О безумце?

— Да, — шепотом подтвердил Обембе и быстро глянул на стену, разделявшую нас и старших братьев. Боялся, наверное, что те могли услышать, что он выдал наш секрет.

— Chi-neke! — вскричала мать. Схватившись за голову, она медленно присела обратно. Так, ничего больше не говоря, лишь скрипя зубами и цыкая, она просидела некоторое время. — А теперь, — внезапно заговорила она, — быстро выкладывайте, что случилось, когда вы его встретили? Ты слышал меня, Обембе? Последний раз спрашиваю: что произошло тогда на реке?

Обембе все еще медлил: ему было страшно приступать к рассказу, пусть он уже и сообщил самое главное. Однако было уже поздно: мать в нетерпении ждала дальнейших признаний. Взобравшись на холм, она внезапно увидела хищную птицу, что приближается к ее стаду. И, как сокольник, приготовилась к схватке. Сопротивляться ей, даже при всем желании, было бесполезно.

* * *

За неделю с небольшим до того, как соседка раскрыла нас, мы всей гурьбой возвращались с реки и на песчаной тропинке встретили Абулу. По пути мы обсуждали двух крупных тилапий, которых поймали; Икенна горячо утверждал, будто одна из них — симфизодон. Мы вышли на прогалину, где росло манговое дерево и располагалась Небесная церковь, и тут Кайоде воскликнул:

— Глядите, мертвец под деревом! Мертвец! Мертвец!

Мы все посмотрели в сторону мангового дерева: под ним, на подстилке из опавших листьев, головой на сломанной зеленой ветке, лежал человек. Кругом валялись плоды разных цветов — желтые, зеленые, красные — и размеров; какие-то начали портиться, какие-то уже гнили. Какие-то были раздавлены, а какие-то поклеваны птицами. Страшные стопы мужчины — а он лежал ногами в нашу сторону — поразил грибок. Болезнь прочертила на них глубокие линии, превратив в некое подобие запутанной карты, которая была разукрашена жухлыми листьями, застрявшими в бороздах.

— Это не покойник, — спокойно возразил Икенна. — Слышите, он мычит, мелодию напевает? Должно быть, сумасшедший. Ведь так ведут себя сумасшедшие.

Пока Икенна не сказал, я и не слышал никакой мелодии.

— Икенна прав, — согласился Соломон. — Это Абулу, безумный провидец. — Щелкнув пальцами, он добавил: — Мне противен этот человек.

Икенна ахнул:

— Так это он?

— Да, это Абулу, — подтвердил Соломон.

— Я его не узнал.

Я присмотрелся к человеку, о котором Икенне и Соломону, как оказалось, многое известно. Мне он прежде ни разу не попадался. По улицам Акуре бродило великое множество безумцев, изгоев и попрошаек, однако ни в одном из них не было ничего примечательного, и потому мне показалось странным, что этого не просто выделяют среди прочих, но еще и знают по имени. Внезапно безумец вскинул руки в странном и одновременно величественном жесте, вызвавшем у меня благоговейный страх.

— Посмотрите-ка на это! — воскликнул Боджа.

Абулу сел, неотрывно глядя куда-то вдаль.

— Оставим его и пойдем дальше, — сказал тогда Соломон. — Не надо с ним разговаривать. Давайте просто уйдем, оставим его…

— Нет-нет, надо его чуток встряхнуть, — предложил Боджа и направился к мужчине. — Зачем уходить, если можно повеселиться? Послушайте, давайте его напугаем и…

— Нет! — решительно возразил Соломон. — С ума сошел? Разве не знаешь, что это злой человек? Разве не слышал о нем?

Соломон еще не закончил, но тут безумец взревел от смеха. Испугавшись, Боджа быстро попятился и снова встал рядом с нами, а Абулу, ни дать ни взять акробат, совершил немыслимый прыжок и оказался на ногах. Затем он вытянул руки по бокам, сжал свои бедра и доской упал на спину. Пораженные этаким гимнастическим этюдом, мы захлопали в ладоши и восторженно закричали.

— Да он гигант, Супермен! — вскричал Кайоде, и все рассмеялись.

Мы и забыли, что возвращались домой: тьма уже медленно смыкалась над горизонтом, и мать вскоре могла хватиться нас. Восхищенный, зачарованный этим странным человеком, я прикрыл рот ладонью и сказал:

— Он — точно лев!

— Бен, ты всех с животными сравниваешь, — раздраженно покачал головой Икенна. — Он ни на кого не похож. Он просто безумец, слышишь? Безумец.

Забывшись, я взирал на это поразительное создание со всем доступным мне вниманием, впитывая детали. С ног до головы Абулу был покрыт грязью. Когда он проворно вскочил на ноги, часть этой грязи поднялась вместе с ним, а часть — осталась лежать лоскутами на земле. На лице, прямо под подбородком, у него красовался свежий шрам, а спина была вымазана в мякоти полуразложившегося манго. Сухие губы его растрескались. Свалявшиеся и спутанные волосы щупальцами ниспадали на плечи, делая его похожим на растафари. Глядя на его зубы, большинство которые были черные, словно опаленные, я вспомнил о цыганах-огнеглотателях и цирковых артистах, которые, как мне всегда думалось, сжигали себе зубы во время представлений, выдувая изо рта огонь.

Абулу лежал перед нами совершенно голый, если не считать тряпки, спускающейся с плеча до пояса. На лобке у него росли густые волосы, из которых выглядывал вялый, словно веревочка от штанов, и жилковатый член. Ноги были покрыты набухшими варикозными венами.

Кайоде подобрал одно манго и запустил им в безумца, а тот, словно только этого и ждал, перехватил плод прямо в воздухе. Удерживая его в вытянутой руке, точно какую-то мерзость, Абулу медленно поднялся на ноги и с диким, пронзительным криком швырнул манго в небо. Да так высоко, что плод, наверное, упал на землю где-нибудь посреди города, милях в двадцати от реки. У нас аж ноги подкосились.

Парализованные, мы молча смотрели на этого человека, пока Соломон наконец не вышел вперед и не произнес:

— Видали? Я же вам говорил. Разве человеческое существо на такое способно? — он указал вслед улетевшему манго. — Это злой человек. Оставим его и пойдем домой. Разве не знаете, что он родного брата убил? Что может быть хуже братоубийства? — Он схватился за мочку уха, точно старший, поучающий ребенка: — Мы должны вернуться по домам, сейчас же!

— Он прав, — подумав, согласился Икенна. — Нам всем пора домой. Смотрите: уже поздно.

Мы развернулись и пошли прочь, но тут Абулу разразился хохотом.