Сукэнобу, а также знаменитые на весь мир мастера Хокусай и Утамаро посвятили себя изготовлению многокрасочных эротических изображений. Это самые яркие представители жанра.

В конце концов самурайская культура приходит к её предельной эротизации, часто скрытой, но всё чаще и чаще – явно показной. Это обстоятельство стыдливо обходится во многих исследованиях истории воинского сословия Японии. Эротизм, придавая культуре оттенок особой изощрённости, играет немалую роль в формировании взглядов воинов и становится важнейшей частью их «изящных развлечений» (югэй).

В восточной культуре сексуальные отношения – всегда нечто большее, чем интимное общение двух людей. Из глубокой древности приходит сознание некоей символичности, условности человеческого соития, поскольку «истинное» соединение происходит не на земле, а где-то в пространстве Небес. В частности, в Китае считалось, что контакт мужчины и женщины есть проекция соединения противоположных начал инь и ян. Не случайно именно сексуальные методики становятся самыми ранними способами «достижения просветления» и «бессмертия», причём намёки на них мы можем встретить уже в текстах IV–III веков до н. э., т. е. за несколько столетий до разработки даосских дыхательных и медитативных способов продления жизни! В японской культуре закрепилось отношение к сексуальным связям как к некоей «космической игре», где противоположные начала должны быть чётко и недвусмысленно определены: мужчина должен быть мужественным до грубости, женщина предельно слаба и податлива, «как низина, принимающая в себя все водные потоки».

Во многих рассказах и на некоторых рисунках можно встретить сюжет, где увлёкшийся и расслабившийся самурай, весело проводивший время с гейшей, изображён именно в тот момент, когда он испытывал наивысшее наслаждение. Здесь речь идёт не просто о выборе удачного с чисто практической точки зрения мгновения для покушения. Сам по себе этот момент является продолжением той же эстетики, о которой мы говорили чуть выше: умереть в миг предельного переживания бытия. Особенным умением приносить «сладкую смерть» отличались женщины-ниндзя (куноити), которые соблазняли самураев и убивали их в постели, пронзив им горло заколкой для волос либо удушив простынями.

В культуре укиё (на большинстве рисунков), на подмостках театра кабуки самурай предстаёт перед нами как благородный воин, преисполненный изящества. Он умён, утончён в манерах и речах. Самурай милосерден к женщинам и слабым, готов простить проигравшего противника. Но вглядимся в рисунки укиё-э, связанные с эротикой в жизни воинов, исполненные известными художниками той эпохи, например Хокусаем и Утамаро. Становится очевидным, что «в битвах на полях из атласных подушек» самурай остаётся могучим и безжалостным воином даже наедине с прекрасной дамой. «Воинская» символика взаимоотношений с миром и другими людьми перекочевала даже в область интимных и семейных отношений. Самурай побеждает женщину, «берёт с боем» даже при её согласии – ведь он воин, а настоящему воину не нужен слабый противник.

В таком же грубо-мужественном облике предстают и ниндзя, которые в большинстве были теми же самураями. Десятки изображений и фольклорных рассказов представляют их в виде безжалостных насильников. Широко известны многочисленные истории про то, как ниндзя под покровом ночи пробирался в дом богатого даймё и насиловал юных служанок. Вероятно, одними из самых ранних изображений ниндзя являются рисунки в книге Цукиока Сахэя (1770), где человек, одетый в чёрный костюм с капюшоном, насилует девочку-прислужницу.

Нетрудно заметить, что чисто «воинское» отношение к эротике не является случайностью, подтверждением тому служат сотни изображений, характерных для живописи укиё-э. Обычно такие рисунки сопровождались нанесённым на них текстом, подробно описывающим переживания героев, и картина превращалась в подобие современного комикса.

Японская среда не выработала в себе лёгкой куртуазности, присущей культуре трубадуров в Западной Европе, не знала сладко-мучительного психологизма интимных отношений. На Востоке психологическое тотчас обретало своё физически ощутимое воплощение.

В Японии это находило оправдание в традициях синтоизма, который был связан с культом плодородия и фаллического начала как символики глобального «осеменения» земли Небом. Позже здесь сформировалась и теория энергетического обмена во время сексуального акта, что при соблюдении всех канонов наполняло мужчину невероятной энергией, продлевало его годы и позволяло соприкоснуться с космическими силами. Последнее утверждение (а в нём заметно решающее влияние сексуальных методик китайского даосизма) как нельзя лучше подходило сознанию самураев.

Постоянное присутствие мотива мужественности в их жизни проявилось в создании своего рода фаллического культа. Нашлось этому оправдание и в культурной традиции: божеством, связанным с императорской семьёй, и покровительницей воинов считалась богиня солнца Аматэрасу, первый иероглиф имени которой – «ама» – мог пониматься и как «пенис».

Своеобразным апофеозом развития идеологии укиё явилось создание в Эдо (при одобрении самого сёгуна Иэясу) особого квартала развлечений Ёсивара («Тростниковая долина»), официально существовавшего до 1957 года. Этот «квартал красных фонарей» получил название от небольшого местечка на Токайдо – Мото Ёсивара, откуда происходило немало прелестных девушек, удовлетворявших самые интимные запросы путешествующих самураев.

Ёсивара становится местом сосредоточения всего того, что соприкасалось с «текущим миром» укиё. Здесь творили известнейшие художники, например Утамаро, сюда приезжали самые богатые и знаменитые даймё со всей Японии. Доселе эфемерный мир укиё получил своё реальное воплощение в этом квартале Эдо, не случайно прозванном Фулаё – «город, где не бывает ночей». Ёсиваре начинают подражать, это уже не столько квартал, сколько стилистика жизни самураев XVII–XVIII веков; свои «кварталы красных фонарей» появляются в Киото (Симабара) и Осаке (Симати).

«Весёлые певички» начинают играть заметную роль в культуре, сильно отличающуюся от того, что мы можем наблюдать в других традициях. Обратим внимание, что их повседневная жизнь состояла из круглосуточного общения с самураями. Ойран (так именовались обитательницы мира наслаждений) быстро превратились едва ли не в лучших знатоков всех дзенских искусств, которые долгое время считались привилегией самураев: они обслуживали чайную церемонию, мастерски владели икебаной, неплохо слагали стихи, прекрасно разбирались в литературе.

Особый тип эротического вуайеризма пронизывает воинскую культуру наслаждений. Например, в книге «Эхон Такара-гура», проиллюстрированной знаменитым представителем укиё-э Утамаро, мы можем встретить забавную иллюстрацию из жизни ниндзя. Весьма откровенно изображённая любовная пара увлечена друг другом, а ниндзя, одетый в традиционные черные одежды, с явным любопытством наблюдает за их действиями, спрятавшись за раздвижной стеной-сёдзи. Одну руку он держит на рукояти меча, за поясом у него короткая пила для проникновения через двери. Перед нами не столько изображение того, как ниндзя выбирает удобный момент для атаки (на рисунке он явно заинтересован другим), но и иллюстрация уже известной нам тяги к «любованию», типологически схожей с «любованием» цветами, листьями клёна, луной или «сухими пейзажами» из камней в состоянии аварэ (очарования вещами).

Подобное изображение «любования» можно встретить в работах школы Утамаро: самурай-муж, застав свою жену с любовником, занимается тем, что с видимым удовольствием (об этом недвусмысленно