Готовя чай, Федор сумел-таки мельком заглянуть во все комнаты. Гопнички бати превзошли самих себя: они забрали реально все.

И из этого всего семь картин его.

С ментами он вел себя отстраненно, почтительно и настороженно. Ну да, пришлось отвечать на вопросы и свой паспорт показывать, но слов из песни уже не выкинешь. Тем более он представился женихом внучки, и это подозрений не вызывало.

Ну да, хорош женишок, знаком с ней всего неделю или около того, и его роль заключалась в том, чтобы провести рекогносцировку и получить доступ к квартире академика Каблукова.

Ныне, увы, покойного.

Убитого ударом, вероятно даже не одним, чем-то тяжелым по затылку.

В газетах не напишут «после тяжелой продолжительной болезни». Скорее Невзоров в своих «600 секундах» поведает граду и миру о новом ужасающем преступлении в бандитском Петербурге.

Менты никаких подозрений в отношении Федора не выказали. Ну да, вежливый немногословный молодой человек, к тому же студент юрфака ЛГУ, жених несколько истеричной, теперь, слава богу, заснувшей внучки жертвы.

Об истинной роли этого самого жениха никто не догадывался – и пусть так и остается. Конечно, рано или поздно встанет вопрос о том, как грабители проникли в квартиру, не приведя в действие сигнализацию и даже не взламывая бронированную дверь.

Но он-то какое к этому имеет отношение? Вот именно – никакого!

Уже настало хмурое утро, а в квартире было еще полно людей. Федор чувствовал себя усталым и измотанным, да и жрать хотелось. А в этой неприветливой квартире ничего, кроме окаменелых пряников, не было.

Да и те сгрызли менты.

Раньше вот имелись еще раритетные полотна, но теперь и они оказались в руках тех, кто знал, как получить от этого выгоду.

В сущности, миссия Федора на этом завершилась, и ему пора было расстаться с внучкой академика.

Надо было тогда около метро распрощаться!

Только вот если он кинет ее сейчас и, разорвав все отношения, исчезнет с ее горизонта, то это, с учетом всех последних событий, вызовет закономерные подозрения.

Поэтому приходилось играть роль женишка и утешителя.

Похоже, он дал девчонке слишком большую дозу, потому что просыпаться она упорно не хотела.

Поэтому, буквально растолкав заспанную Сашу, Федор спросил:

– Они спрашивают, есть ли тебе куда идти. Потому что квартиру пока на время опечатают, они сюда еще со своими экспертами приедут, дабы завершить все следственные мероприятия.

Ничего Саше не снилось, и она была за это крайне благодарна. Просто закрыла глаза, провалившись в черную прореху, а потом ощутила, что кто-то трясет ее за плечо. Причем делает это не то чтобы особо нежно. Или ей так показалось?

Наверняка показалось, потому что тормошил ее Федя, а он бы ни за что не стал проявлять бесцеремонность.

Саша не сразу поняла его вопрос, молодому человеку пришлось повторять. И только потом до нее дошло: дедушкину квартиру надо покинуть.

Она бы и сама тут ни за что добровольно не осталась.

– Я вернусь в квартиру родителей, там, на Васильевском острове, в Шкиперском протоке.

И заплакала.

Федор, прижав ее к себе, сказал:

– Я тебя туда отвезу.

Ну да, было бы верхом подлости бросать внучку академика одну, но даже не это остановило Федора. Опять же она не должна испытывать подозрений: если они и расстанутся, что было неминуемо, то красиво и, главное, без неприятных для него последствий.

Они добирались до Шкиперского протока на такси, и Федор, машинально поглаживая руку опять заклевавшей во время поездки носом внучки академика, все думал о том, что одним, как эта Саша, всё (и дедушка-академик, и бабушка-балерина, и иностранные языки как родные с младых ногтей, и одна дедушкина квартира на Петроградской стороне и другая родительская на Васильевоостровской, и коллекция картин, и Пикассо на десерт…), а другим, как ему, ничего.

Но и последние станут первыми.

Картин девчонка лишилась, как и дедушки-академика. Родителей присыпало снегом на Памире, тут ничего не поделаешь. Федор не имел бы ничего против, чтобы и его предков тоже накрыло лавиной, цунами или гигантским астероидом, туды их в качель.

В особенности бабулю.

Пусть внучка академика всего и лишилась, но две квартиры, как выходило, у нее остались: ведь больше родственников у нее не было. Нет, имелась вроде какая-то дементная бабка в Москве, но картин у той, кажется, нет.

Выходило, что, несмотря на все, внучка академика была еще очень даже выгодной партией.

Только ему она не требовалась, пусть на две квартиры ее разводят другие, наверняка свято место долго пустым не останется, тем более внучка академика из разряда типичных жертв.

Однако, прохаживаясь по трехкомнатной родительской хате Саши, Федор представлял, что все это его.

Ничего, станет его – и для этого на девчонке даже жениться не потребуется. У него теперь благодаря семи картинам дедушки-академика имелся стартовый капитал, чтобы раскрутиться.

Он и раскрутится.

Положив спящую Сашу на кровать, Федор поморщился. Не такая уж она и пушинка, и если он будет вечно ее таскать, то даже с его тренированной спиной грыжу заработает.

И все же, что ни говори, она была чертовски привлекательна, а когда у него был последний раз секс?

Федор, глядя на лежащую перед ним внучку академика, которая была в полной его власти, вдруг ощутил сильнейшую эрекцию.

Саша почувствовала, что ее кто-то целует – причем призывно и так сладострастно. И поняла, что чьи-то руки плотно сжимают ее грудь. А затем с нее пытаются стащить трусики.

Дернувшись, девушка, все еще не отойдя ото сна, открыла глаза – и увидела перед собой сосредоточенное лицо Федора.

Тот как раз входил в нее, и Саша вскрикнула.

– Ты ведь хочешь именно этого? – произнес он, целуя ее. – Ты ведь все время хотела именно этого?

Саша закусила губу: было больно, стыдно и приятно одновременно.

Ну да, он был прав, она ведь хотела его все это время!

Федор, наваливаясь, все целовал ее, и Саша, всхлипнув, вдруг произнесла:

– Может, не надо?

Тот ответил:

– Только не говори, что тебе не хочется! Или мне прекратить? Только скажи, и я перестану.

И при этом двигал телом все быстрее и быстрее.

Саша сама не знала, чего ей хотелось. Она провела незабываемый день с Федором, ее дедушку убили, его квартиру ограбили, ее допрашивала милиция, она не знала, что делать, она и Федя занимались любовью.

Или просто столь желанным, резким сексом?

– Ты ведь меня любишь? Скажи, Саша, ты