Неизвестно, как долго продолжалось бы это издевательство, но только боль и завладевшая рассудком Танвы ярость быстро положили ему конец. Девушка изловчилась, согнулась дугой и вцепилась обеими руками в кожу на дряблых, волосатых ляжках танцора. Привыкшие часами держать иглу пальцы мертвой хваткой впились в податливую плоть, сжали ее и принялись с силой крутить то влево, то вправо… В этот миг белошвейка почувствовала себя музыкантом, настраивающим перед игрой свой инструмент. С каждым поворотом ненавистный мучитель истошно орал, причем в различных тональностях, и, позабыв об игре вместе с пляской, пытался оторвать ее кисти от терзаемых, раскрасневшихся и моментально опухших ног. Пока «музыкант» выл и дергался в борьбе за свои конечности, инструмент выпал из его рта, покатился по черепицам покатой крыши и свалился вниз…

– Во, дура! Во, дрянь! Че натворила, мерзавка!!! – брызгая на всю округу слюною, запричитал толстяк, едва ему удалось вырваться из безжалостных тисков девичьих пальцев. – Я ж тя щас порву! Собственными кишками подавишься!

Угрозы, угрозы, угрозы… Как часто они всего лишь пустые слова и как редко соответствуют действительности! Стоило лишь разгневанному толстяку кинуться к вставшей на четвереньки девушке, как в его упитанную ягодицу с жужжанием впился неизвестно откуда прилетевший арбалетный болт. Душераздирающий вопль прищемившего хвост кота – тихая, убаюкивающая колыбельная по сравнению с теми звуками, которые издал высоко запрыгавший, заметавшийся по крыше толстяк. Выделывая в воздухе сложные акробатические перевороты и демонстрируя поистине чудеса пластики, злодей все-таки вытащил инородный предмет из мягкого места.

Борьба с «подарком» от невидимого стрелка отняла у колдуна слишком много сил. Когда Танва встала и осторожно приблизилась к врагу, грозивший ей жестокой расправой уродец уже не был способен не только осуществить обещанное, но даже оказать мало-мальское сопротивление. Широко расставив конечности, он стоял на четвереньках возле самого края крыши и, надрывно хрипя, проделывал головою движения, какие совершает кот, отрыгивая попавший в желудок комок шерсти. Колдуну было плохо, он задыхался, притом не только от боли и слез. Из продырявленного седалища фонтаном хлестала кровь. Злодей страдал, ему было больше не до борьбы, но это отнюдь не означало, что поединок окончен…

Без всяких сомнений и капли сострадания Танва занесла ногу и, вложив в последний удар весь остаток сил, пинком отправила толстяка в полет.

– Не-е-ет! – заверещало нелепое создание, кувыркаясь в воздухе, забавно размахивая коротенькими ручками и быстро двигая кривыми ножками.

Белошвейка отвернулась. Ей не хотелось видеть, что будет дальше. Достаточно того, что она услышала громкий шлепок, бесспорно означавший ее победу.

* * *

Мы часто совершаем поступки, о последствиях которых задумываемся лишь потом… когда уже слишком поздно, чтобы что-то изменить. На крыше Танве казалось, что она поступает правильно, напав на толстячка-«флейтиста». Белошвейка искренне радовалась, когда вслед за флейтой на мостовую полетел и ее мерзкий хозяин. Она полагала, что со смертью колдуна богомерзкие чары развеются, что она освободит людей от оков чужой воли, однако на самом деле девушка их погубила…

Спустившись вниз через трубу камина, Танва обнаружила за обеденным столом лишь трупы, причем очень быстро разлагающиеся. Мертвая плоть, местами уже отделившаяся от костей, добавила к спертости воздуха новый аромат, настолько омерзительный и тошнотворный, что девушка наверняка мгновенно избавилась бы от содержимого своего желудка, если бы там, конечно, хоть что-нибудь было. По случайности, как оказалось, счастливой, белошвейка уже давно не ела, и поэтому закономерным следствием ее мук не стало неприличное действо.

Девушка не знала, что именно поддерживало жизнь в застывших телах: жизнь колдуна; мелодия, которую издавала флейта, или целостность самого инструмента, уж точно разбившегося в результате падения с крыши. По большому счету, это не имело уже значения. Искренне полагая, что действует во благо, она совершила поступок, приведший к смерти людей. Бдительная совесть проснулась и начала покусывать хозяйку, как злая собака.

Борясь с нею и ища себе оправдание, Танва поспешила покинуть дом, причем избрала для этого тот же самый путь, каким и пришла, то есть вылезла через окно в комнате служанки. И дело было даже не в том, что героической белошвейке, как ни странно, понравилось лазить по стенам. Получив за одну ночь массу негативных впечатлений, девушка не хотела приобретать новые, а неизвестно, на кого или на что она могла бы натолкнуться, пока станет бродить по дому в поисках двери на улицу.

За время ее отсутствия, не такого уж и долгого, снаружи многое изменилось: бой прекратился, и, вопреки ожиданиям красавицы, в жестокой схватке победили Тибар и его люди. Вся мостовая была красной от крови, перемешавшейся с водою из луж. Танве показалось, что она попала на лесную топь, но только застоявшаяся вода была не зеленой, а красной; а кочками служили нагромождения мертвых тел.

Вокруг стояло много карет, бегали люди: одни оттаскивали трупы, другие искали живых, но лишь для того, чтобы превратить их в мертвых. Слуги Ортана, а судя по одеждам это были именно они, разыскивали раненых стражников и безжалостно добивали их, отрубая изуродованные чарами головы. Девушка вдруг поймала себя на мысли, что зверство, представшее ее глазам, не так уж и раздражает взор. Эмоции хоть и сильны, но недолговечны! Страх, ужас, отвращение парализуют человека лишь в первые мгновения, а затем… затем приходит осознание суровой необходимости. Если кто-нибудь из суетившихся рядом слуг графа попросил бы ее о помощи и всунул бы ей в руки меч, она, ни мгновения не колеблясь, помогла бы отделять головы стражников от тел.

Однако за помощью к ней никто не обратился. Занятые своим делом наемники игнорировали ее присутствие, что не могло не показаться девушке странным. Не зная, куда идти и что дальше делать, белошвейка стала озираться по сторонам в надежде, что ответ сам собой придет в ее затуманенную недавними событиями голову. Возвращаться в лавку ей однозначно не стоило. Убоявшись гнева Дома Ортанов, хозяин все равно выставит ее за дверь, а возможно, и забьет до полусмерти. Бежать же из города ей бы не удалось. Наверняка вся до единого солдата стража поднята по тревоге и рыщет по улицам в поисках пожаловавшего в город колдуна, попавших под его чары стражников, а заодно и ее…

Томиться в тяжких раздумьях и искать выход там, где его не было, белошвейке пришлось недолго. Девушка только принялась себя жалеть, только собиралась заплакать, как кто-то взял ее за локоть. Обернувшись, Танва увидела рядом с собой юношу тринадцати-четырнадцати лет, взиравшего на ее отрешенно, исподлобья. Подросток был ниже ее почти на целую голову и выглядел щуплым для своих лет, однако хватка у юнца была крепкой, словно у взрослого мужчины.

– Пойдем, тебя хотят видеть! – произнес мальчишка и, не дожидаясь ответа, потащил ее за собой.

– Меня?! Кто хочет видеть… меня?! – недоумевала девушка, тщетно пытаясь сопротивляться ведущему ее неизвестно куда пареньку.