Через полчаса Митя бросился в прихожую, когда услышал шуршание ключа в замочной скважине. Сам распахнул дверь…

— Дэн, дай телефон, мне позвонить срочно надо!

— Ага, щас… Ты чего, забыл, что Анна Константиновна и мой телефон умыкнула?

— Фу-ты, черт… Не сообразил как-то…

— Да у тебя с соображалкой вообще в последнее время полный абзац, чего уж. Вот смотри, я водки купил, на вискарь денег не хватило, зарплату на карточку только в понедельник переведут. Зато две бутылки… Не сопьемся, нет?

— Наливай…

После первой бутылки его отпустило. По крайней мере, можно было бить кулаком себя в грудь, имея на то веские основания — напился же! А пьяному все можно. И дурацкие вопросы задавать можно.

— Дэн, ты мне скажи, только честно… Ты меня больше не уважаешь, да?

— Ой, да заткнись ты! — неуверенным жестом отмахнулся от его вопроса Дэн. — Допились, называется, классика в ход пошла! Уважаешь, не уважаешь…

— Да я серьезно спрашиваю. Скажи мне честно, как я со стороны смотрюсь? Мудаком влюбленным? Дебилом?

— А ты что, баба озабоченная, такие вопросы задаешь? Как смотрюсь, как не смотрюсь?.. Сходи в ванную, глянь в зеркало, сам увидишь!

— И все-таки? Если честно?

— Да хреново ты смотришься, если честно. Был нормальный мужик, а теперь фигня какая-то. Полная психическая деградация. Потеряшка, одним словом.

— Кто?! — переспросил болезненно.

— Потеряшка. И ладно бы причина уважительная была, болезнь там серьезная или неприятности на работе… А то — из‑за бабы!

— А если это любовь, Дэн? Если я без нее жить не могу? Если она у меня в голове сидит и не уходит? Если душу и сердце в кулаке держит? Да что там! Она у меня в каждой клеточке организма сидит…

— И в почках?

— Что?

— Ну… В голове, говоришь, в сердце…

И в почках тоже Вика сидит? И в печени? И в селезенке?

— Да заткнись ты… Не слышишь, не понимаешь ничего…

— А в прямой кишке — тоже Вика сидит? Может, надо просто сесть на толчок и посильнее напрячься, а, дружище?

— Заткнись, говорю!

— Да мне-то что, я могу и заткнуться. Только ты сам себе не ври, понял? Какая это, к чертовой матери, любовь?

— А что это, по-твоему?

— Да что угодно, только не любовь. Не оскорбляй приличного чувства, от него, между прочим, дети рождаются. Дурь у тебя в башке, а не любовь, так-то вот! Настоящая дурь. Инфекция! Отклонение от нормы!

— От какой нормы? Кто ее придумал, эту норму? Те, кто от любви детей родил?

— Ну, хотя бы и так!

— А говорят, любовь сама по себе и есть отклонение от нормы. И неважно, в какую сторону, в дурь и во благо.

— Не придумывай себе оправданий, братан. То, чем ты болеешь, и близко к любви не присобачишь. Любовь — это когда красиво, даже если страдать приходится. А ты, Ник, не влюбленный, а наркоман, которого баба-барыга подзывает в подворотню очередной дозой… Нет, как тебя угораздило в эту задрыгу Вику вляпаться со всеми потрохами, а?

— Значит, угораздило.

— И что, прям любишь-любишь? И никак иначе?

— Да отстань ты… Тебе не понять. Сытый голодного не разумеет. Если бы оказался в моей шкуре…

— Нет уж, спасибо, не хочется мне в твою шкуру. Мне и своей хватает.

— Вот и радуйся.

— Я и радуюсь… Чего ж мне не радоваться, конечно…

Дэн замолчал, насупился, поболтал в стакане остатки водки, выпил одним глотком. Бросил в рот колбасный кружок, прожевал задумчиво. И снова заговорил:

— Вот ты спросил — уважаю ли я тебя?.. Да, уважаю, Ник. Только не этого вялого шизоида, которого сейчас перед собой вижу, а того, другого Ника уважаю. Которого знал с первого класса, которому доверял, как самому себе. И честное слово, мне ужасно противно наблюдать, что на моих глазах происходит… Нет, это не ты, Ник. Это кто-то другой. Не знаю даже, как этого другого чела назвать…

— Ты уже назвал. Потеряшка.

— А ты уже и с «потеряшкой» согласился, да?

— Мне все равно. Называй как хочешь.

— Ну да, ну да. А только настоящий Ник, тот, который мой друг, обязательно дал бы мне за «потеряшку» по щам.

— А ты хочешь по щам?

— Ну, дай… Дай! Ну же!

— Нет, не хочу…

— Понятно.

— Вот и отвяжись, если понятно. Без толку меня сейчас на эмоции провоцировать, Дэн. Нет их у меня, кончились.

— Да больно надо, провоцировать тебя. Хочешь пропадать — пропадай. В конце концов, это твой выбор. Только запомни, братан, долго это продолжаться не будет. В конце концов все привыкнут к тебе… к такому. И перестанут суетиться, чтобы вытащить тебя из этого болота. Так жизнь устроена, братан. Пока ты в порядке, ты всем нужен и интересен, а когда случается с тобой какая-то фигня, то рядом остаются только самые близкие. Да и те постепенно разбегаются по своим делам. Не бросают, нет, просто смиряются. И жизнь идет дальше, только без тебя. Но ведь обидно, обидно, черт! Обидно, что ты сам не хочешь ни ногой, ни рукой двинуть! Вот скажи, ты хоть раз пытался как-то анализировать то, что с тобой произошло? Найти объяснение? Ну, кроме твоего попугайского «люблю — не могу»? Ведь не пытался?

— Для анализа голова нужна свободная и холодная, Дэн. Это чужую фигню анализировать легко, а свою не получается. Хотя мама, например, нашла объяснение… Говорит, это Вика целенаправленно на меня порчу навела. Якобы в ее психику особенные природные данные вложены, направленные на уничтожение объекта, как у мифологической Сирены. Одного уничтожит — за следующего принимается. И так всю жизнь, пока определенную программу не выполнит.

— Да дура она, а не Сирена. А ты еще больший дурак. И правильно за тебя Анна Константиновна взялась, и телефон отобрала правильно. Молодец, так и надо! Хотя… Я бы на ее месте тебя куда-нибудь в деревню без телефона сослал, а не в Европу. Чтобы ты не отдыхал, а картошку в поле копал. Или навоз в конюшне убирал. Вот с лопатой в руках и отвлекался бы от своей напасти… А то — Европа! Не по чину берешь, батенька!

— Я и не брал. Я, наоборот, отказывался. Но разве ее переспоришь?

— Да, ее не переспоришь… Помню, какая она в школе авторитетная была, не вредничала и не сюсюкала, и даже школьные погонялки к ней не приклеивались. А это, знаешь, о многом говорит…

Помолчали одобрительно и в унисон покивали. Дэн вдруг ухмыльнулся весело:

— Нет, а прикинь, нормально без телефонов-то! Сидим, пьем, ни на что не отвлекаемся… Раньше как-то обходились без мобильников, и хорошо было! Вживую общались, рожа к роже, глаза в глаза! А сейчас и не знаешь, какая рожа в данный момент у того, который тебе звонит… Может, в трубку прилично бормочет, а рожу от ненависти перекосило? Да и все мы сейчас подсели на эти мобильники, носимся с ними, как пацаки из фильма «Кин-дза-дза»… Помнишь, придурки такие, с колокольчиками в носу? И мы отзываемся на зов мобильника так же. Приседаем перед ним — «ку-у-у…»