Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Еще не поздно отказаться от принятого решения, — проговорил Найтингейл.
Да, еще не поздно — но это не значит, что мне не хотелось, чтобы было поздно. Вообще, если констебль попадает в кабинет комиссара, это может означать только две вещи — либо он очень смелый, либо очень глупый. И вот теперь я никак не мог понять, который из двух вариантов мой.
Ждать нам пришлось всего минут десять, а потом секретарша комиссара пригласила нас в кабинет. Он был очень большой и отделан так же безвкусно и уныло, как и остальная часть здания. Разве только по верхнему краю стен были пущены панели из искусственного дерева цветом «под дуб». На одной стене висел портрет королевы, на другой — сэра Чарльза Роуэна, первого комиссара. Я образцово-показательно встал навытяжку и чуть не покачнулся, когда комиссар протянул мне руку.
— Констебль Грант, — проговорил он. — Ваш отец — Ричард Грант, не так ли? У меня есть кое-какие его записи той поры, когда он играл с Табби Хейзом.[9]На виниле, разумеется.
Не дожидаясь моего ответа, комиссар пожал руку Найтингейлу и жестом пригласил нас сесть. Это был еще один северянин, чей путь к высокому посту был труден и извилист. В Северной Ирландии он отбыл повинность, обязательную, похоже, для всех будущих комиссаров лондонской полиции. Ибо считается, что борьба с религиозным экстремизмом очень закаляет характер. Комиссар с честью носил свой мундир, а подчиненные допускали, что он, возможно, не полный идиот, — что в их глазах ставило его гораздо выше некоторых предшественников.
— Дело приняло неожиданный оборот, инспектор, — сообщил комиссар. — Кое-кто не считает данный шаг необходимой мерой.
— Комиссар, — осторожно начал Найтингейл, — я уверен, что обстоятельства оправдывают внесение изменений в соглашение.
Когда мне вкратце обрисовали сферу деятельности вашего отдела, я пришел к выводу, что он по большей части занимается остаточными явлениями и что… — комиссар буквально заставил себя произнести это слово, — что «магия» находится в состоянии упадка. Я четко помню, что в Министерстве внутренних дел муссировалось слово «вырождается». «Вытесняется наукой и техникой» — эта фраза также слышалась довольно часто.
— В министерстве никогда по-настоящему не понимали, что наука и магия не исключают друг друга. Основатель нашего направления в свое время сделал достаточно, чтобы это доказать. И я считаю, что сейчас налицо медленное, но неуклонное повышение магической активности.
— Магия возвращается? — спросил комиссар.
— Начиная примерно с середины шестидесятых, — ответил Найтингейл.
— С шестидесятых, — повторил комиссар. — И почему я не удивлен? Черт, как же неудобно получается. Догадываетесь, почему это происходит?
— Нет, сэр, — ответил Найтингейл. — Но ведь нет и единого мнения насчет причины, по которой она однажды угасла.
— Я помню, что говорили по этому поводу в Эттерсбурге, — проговорил комиссар.
На миг лицо Найтингейла исказила самая настоящая мука.
— Эттерсбург, несомненно, сильно повлиял на этот процесс.
Комиссар надул щеки и шумно выдохнул.
— Убийства в Ковент-Гардене и Хэмпстеде связаны между собой? — спросил он.
— Да, сэр.
— И вы считаете, ситуация может измениться к худшему?
— Так точно, сэр.
— Настолько, что это оправдывает нарушение соглашения?
— Подготовка ученика занимает десять лет, сэр, — проговорил Найтингейл. — Будет лучше, если я оставлю вместо себя кого-то, на случай если со мной что-то произойдет.
Комиссар невесело усмехнулся.
— А он знает, на что подписывается?
— А кто знает, когда идет работать в полицию?
— Ну хорошо, — сказал комиссар. — Встань, сынок.
Мы встали. Найтингейл велел мне поднять руку и зачитал слова:
— Клянись же, Питер Грант из Кентиш-тауна, хранить преданность нашей королеве и всем ее наследникам. Клянись служить верой и правдой своему мастеру, пока длится твое ученичество. Клянись оказывать послушание всем старшим и носить форму, принятую в сообществе. Во имя сохранения тайны упомянутого сообщества клянись не разглашать никакой информации людям, не состоящим в нем. Исполняй же все обеты с честью и достоинством и храни их в тайне. И да поможет тебе в этом Господь, королева и сила, которая движет Вселенной.
Я произнес клятву, чуть не запнувшись на слове «форма».
— Да поможет тебе Господь, — проговорил комиссар.
Найтингейл сообщил, что я как его ученик должен жить в его столичной резиденции на Рассел-сквер. Адрес он назвал, а потом подбросил меня до Чаринг-Кросс.
Лесли помогала мне собирать вещи.
— Ты же сейчас должна быть в Белгравии, разве нет? — спросил я. — Как же твоя срочная работа в отделе убийств?
— Меня попросили взять выходной, — ответила Лесли. — Посочувствовали, потом велели не общаться с прессой, потом вообще отпустили.
Это как раз было вполне понятно. Убийство семьи кого-то богатого и знаменитого — наверняка голубая мечта редактора любой газеты. Собрав все самые жуткие подробности, газетчики на этом не остановятся. Вопросам не будет конца: что трагическая гибель семейства Коппертаунов может поведать о состоянии нашего общества, да как эта трагедия связана с современной культурой/гуманизмом/уровнем политкорректности/ситуацией в Палестине — ненужное вычеркнуть. Тот факт, что на такое опасное задание отправилась хорошенькая блондинка-констебль — совсем одна, заметьте, — может сделать эту историю еще интереснее. Вопросов будет море, а ответы — вещь второстепенная.
— А кто едет в Лос-Анджелес? — спросил я. — Кого-то наверняка пошлют, чтобы проследить схему перемещений Брэндона Коппертауна в Штатах.
— Какие-то два сержанта, я их не знаю, — ответила Лесли. — Я всего-то пару дней проработала, а потом ты втравил меня в это дело.
— Ничего, Сивелл тебя любит, — сказал я. — И не станет ни в чем обвинять.
— Все равно за тобой должок, — проговорила она, быстрыми энергичными движениями сворачивая мое полотенце в компактный валик.
— И чего же ты хочешь?
Лесли спросила, могу ли я отпроситься на вечер. Я сказал, что попробую.
— Я не хочу торчать здесь, — заявила она, — хочу пойти куда-нибудь.
— Куда именно? — спросил я, глядя, как она разворачивает полотенце и складывает снова — на этот раз треугольником.
— Куда угодно, только не в паб, — ответила Лесли, протягивая мне полотенце. Я кое-как упихал его в рюкзак — правда, пришлось развернуть.
— Может, в кино? — предложил я.