30 июля 1615 г. шведы подошли к Пскову и расположились в Снетогорском монастыре. В тот же день псковичи дали им бой под стенами города. Псковская летопись рассказывает о гибели в этом бою Эверта Горна: «Чудо бысть преславно. Милостью Святой Троицы и Пречистой Богородицы и святых чудотворцев псковских невидимою силой убиен бысть злой варвар храбрый их воевода Евергорн яко же древний Голиаф». Разнесся слух, что ранен сам король. Первая неудача заставила короля усомниться в успехе военной акции против Пскова. Он «восхоте идти от града восвояси и срама ради тогда не иде», тем не менее перенес свой лагерь в Завеличье: «как короля псковичи побили, и он ото Пскова поотшел и стал ныне за семь верст».

Начиная военную акцию против Пскова, Густав Адольф рассчитывал не только на силу своей армии, но и на слабость оборонного потенциала города: нехватку войск, продовольствия и боеприпасов, а также на то, что боевой дух его защитников ослаблен внутренней борьбой и противоречиями между различными социальными группировками. Но эти расчеты короля не оправдались. Уже первые бои под стенами Пскова показали, что шведы встретились не с растерявшимися и дезорганизованными людьми, а с организованным сопротивлением. Вскоре шведы стали испытывать нехватку боеприпасов и продовольствия. Давали знать себя также техническая неподготовленность к осаде и недостаток командных и инженерных кадров. Дожди и рано наступившие холода стали причиной тяжелых болезней, следствием чего стало падение боевого духа и дезертирство.

Голландский посол, побывавший в шведском лагере под Псковом в середине октября, сообщал, что «осадное войско короля было весьма обессилено смертностью и болезнями, так что здоровых осталось немного более третьей части того войска, которое было собрано при начале осады». 10 октября шведы предприняли решительную попытку овладеть городом. При этом опрокинулась пушка, стрелявшая зажигательными снарядами, в результате чего взорвались запасы пороха: «ядро розорвало и великую де шкоту учинило, пороху много сгорело и людей многих перебило и переранило». «Здесь все против нас!» — воскликнул король и, сняв осаду, отдал приказ об отступлении.

На это решение короля повлияло также изменение внешнеполитической ситуации, создававшее угрозу детронизации, в связи с чем члены Государственного совета высказали пожелание, чтобы король «в нынешней осени взворот бы назад учинил для ради литовского короля и датского». Неспокойной была и внутриполитическая ситуация в самой Швеции, где, по словам шведского историка XVII в. Юхана Видекинда, «в простом народе зародилось смущение или как бы смутное подозрение, что его королевское величество стремится захватить чужие земли, чтобы расширить свои владения».

Король не сразу вернулся в Стокгольм. Рождество он праздновал в Кексгольме, а Новый год встретил в Орешке, откуда отправился в Выборг и далее в Гельсингфорс, где в январе 1616 г. открылся сейм, на котором «многие представители сословий стали высказывать мысль, что русская война ведется более из жадности к чужой земле, чем по необходимости». Возможно, это окончательно склонило короля к миру.

Осада Пскова была вторым после Дании военным опытом Густава II Адольфа, признанным впоследствии одним из величайших полководцев Европы. Но этот опыт в отличие от датского был неудачным. Псков был первой среди немногих военных неудач Густава Адольфа. Шведский историк Петер Энглюнд в своей книге «Полтава» писал, что «поражения нередко представляют едва ли не больший интерес, чем победы, они обнажают противоречия и внутренние конфликты». По его мнению, «победы зачастую склоняют к самоуспокоенности и консерватизму, тогда как неудачи подталкивают к пересмотру взглядов и развитию». В справедливости этого утверждения можно убедиться и на примере «псковской конфузии» шведов 1615г., которую можно сравнить с «нарвской конфузией» 1700 г. Подобно Петру I, Густав II Адольф сумел извлечь урок из поражения и впоследствии обратить его в победы. Он убедился в том, что уровень подготовки шведской армии не соответствует требованиям времени, и наметил ряд реформ, которые через два десятилетия превратили его армию в самую могущественную в Европе.

Нововведения в армии охватывали комплектование, обучение, вооружение и тактику. При Густаве Адольфе были созданы национальный офицерский корпус и национальный костяк шведской армии, который пополнялся путем рекрутского набора. Он усовершенствовал систему обучения личного состава, которое стало непрерывным. Для укрепления дисциплины применялись самые жесткие меры, в том числе и наказание шпицрутенами. Иерархическая табель о рангах, принятая тогда в шведской армии, во многом соответствует сегодняшней системе воинских званий. Густав Адольф считается праотцом современной полевой мобильной артиллерии, с него началось применение так называемых «кожаных пушек» — носимых на руках трехфунтовых орудий, обтянутых кожей. При нем важную роль стала играть военная картография. Таким образом, «псковская конфузия» стала одной из вех в становлении шведского великодержавия — своего рода прологом к викториям Тридцатилетней войны.

Псков стал поворотным пунктом и в личной жизни шведского короля. Военное поражение стало для него потрясением, и он нашел утешение в объятиях молодой жены голландского офицера Маргареты Слоте. Королева Кристина постаралась, чтобы об этом узнала Эбба Брахе. В том же году к ней посватался Якоб Делагарди, и она приняла его предложение, у них в браке было 14 детей.

Жена Густава Адольфа Мария Элеонора Бранденбургская родила двух дочерей, из которых выжила Кристина. Ее отречение от престола в 1654 г. привело к смене правящей династии в Швеции.

Литература:

Орлов П. Осада Пскова Густавом Адольфом в 1615 году // Труды Псковского археологического общества. Вып. 9. Псков, 1913; Бочкарев В.Л. Шведско-русские отношения в Смутное время и осада Пскова 1615 года. Псков, 1916; Замятин Г.А. Россия и Швеция в начале XVII века. СПб., 2008; Кирпичников Оборона Пскова в 1615 г. (по новым русским и шведским материалам) // Средневековая и новая Россия. СПб., 1996; Видекинд Ю. История шведско-московитской войны XVII века. М., 2000; Канн Л. у Карлов С. Густав II Адольф // Знаменитые шведы. СПб., 2009; HallenbergJ. Svea rikes historia under konung Gustav den stores regering. B. IV. Stockholm, 1794; Lindqvist H. Historien om Sverige. När Sverige blev stormakt. Stockholm, 1994.

Когда советского посла в Швеции Александру Коллонтай называли первой в мире женщиной, занимавшей столь высокий дипломатический пост, она говорила, что ее опередила французская графиня Эвермо, которая в XVI веке была послом Франции в Венецианской республике. Очевидно, она не знала о том, что у нее была еще одна предшественница, которая недолгое время представляла экономические и политические интересы шведской короны при московском дворе в начале 30-х гг. XVII века.

Для России это было время выхода из глубокого кризиса, в котором она оказалась в результате Смуты, закончившейся подписанием Столбовского мира со Швецией (1617) и Деулинского перемирия с Речью Посполитой (1618). Швеция удовлетворила свои территориальные притязания на Востоке и надолго отказалась от дальнейшей экспансии в этом направлении. Серьезная опасность новой династии Романовых, не обладавшей авторитетом ни внутри страны, ни на международной арене, грозила со стороны Польско-Литовского государства. Если Карл Филипп не заявлял о каких-либо претензиях на русский престол, то королевич Владислав по-прежнему считал себя русским царем, и нельзя было исключать возможность того, что он повторит попытку силой овладеть московским престолом, как это было в 1617 г. В то же время его отец Сигизмунд III не отказывался от планов возвращения шведской короны, отнятой у него отцом Густава II Адольфа Карлом IX.[12]