— Кто тебя научил так рисовать?

— Жизнь, — сказал я. — Хотя посещать Академию Художеств я бы не прочь. Маслом учиться писать, общаться с другими, и вообще…

Papa и Mama пожелали мне добрых снов, Mama даже поцеловала — и они удалились. Думать и гадать.

Положим, они почти уверены, что кто-то меня настраивает против Распутина, хотя и непонятно, кто, где и когда, я всё время на виду. Но почему я говорю не так, как должно восьмилетнему мальчику? И, наконец, откуда взялось у меня умение рисовать?

Я раскрыл альбом.

На первый взгляд, портрет как портрет. Благообразный человек спокойно смотрит перед собой. Нет, для восьмилетнего и это очень удивительно, но здесь другой случай.

Через короткое время становится видно, что и смотрит человек не так уж спокойно, и что вид у него не вполне благообразный. А еще через пару минут хочется просто закрыть альбом, и не видеть этого человека. Слишком уж тревожно.

Да, научился. И догадываюсь, каким образом.

Всего-то и нужно — сначала умереть, а потом воскреснуть.

Глава 8

9 февраля 1913 года, суббота

Выясняем отношения

— Как красиво!

Сёстры разглядывали новенькие, пахнущие клеем и краской книжки. «Три поросёнка» вышли в свет! И нам привезли целую пачку, сто экземпляров.

Это тётя Ольга, великая княгиня Ольга Александровна расстаралась. Заказала издательству «Парфенон» подготовить и выпустить тираж, тысячу экземпляров. За свой, то есть тётушкин, счёт. Её вклад в спасательную экспедицию.

Тысяча экземпляров — мало? Но так и задумано. Эта тысяча — «специальное издание», нумерованное, оно будет распространяться в высшем свете по возвышенным же ценам. Кто сколько даст. А потом, по завершении, наступит время тиража «общедоступного издания», уже от издательства, первый завод десять тысяч экземпляров, дальнейшая судьба — по результатам продаж. Наши отчисления, роялти — пятьдесят процентов. Это вам не ЭКСМО, да и с императорской семьёй шутки плохи.

«Специальное издание» распространять будет и сама тетя Ольга, и её подруги и знакомые из благотворительных организаций. А не хотим ли попробовать себя в этом деле мы?

Хотим! И попробуем! И вот перед нами сотня книжек.

Выглядят хорошо, даже отлично.

Но кому мы можем их продать? Где? Когда?

Были у меня идеи, которыми я поделился с Ольгой Александровной, и та их одобрила.

И вот мы сидим и работаем. Каждый подписывается под своим персонажем. Я — Волк, Анастасия — Ниф-Ниф, Мария — Нуф-Нуф, а Татьяна — Наф-Наф. Ольга оставляет автограф прямо на первой странице, рядом с автором — бароном А. ОТМА, всё с заглавных букв.

Тетушка своим подругам под огромным секретом поведала, что барон А. ОТМА — это цесаревич и его сёстры, Ольга, Татьяна, Мария и Анастасия. Только т-с-с-с, никому! Ну, конечно, конечно, конечно…

Эта партия, с нашими автографами, пойдёт к людям денег. Крупным промышленникам, банкирам, купцам. Нет, их не будут продавать, такое не продаётся. Их будут дарить! Нам самим в раздаче слонов участвовать нельзя, не подобает, но какой купец откажется в ответ пожертвовать некую сумму на благое дело, на спасение русских путешественников из смертельного ледяного плена? Какой откажется — тому не дадут, всё обговаривается заранее. Тем более, что число книг очень и очень ограничено. Только для самых-самых. И вот за то, чтобы попасть в число самых-самых, глядишь, и тряхнут мошной. На это расчёт.

Сто раз расписаться — не такое простое дело. Но я старался. Подпись у меня простая, без излишеств, тем и хороша. И потому я быстро справился с этим скучным и неинтересным делом.

И сестрички старались. Ольга объяснила, что эти книжки будут передаваться из поколения в поколение с любовью и благоговением, как драгоценные реликвии, вернее, книжки и станут драгоценными реликвиями после того, как мы поставим на них наши подписи.

Ну да. Так и будет.

Закончили — и за учёбу. Каждый день, за исключением двунадесятых праздников, мы учимся.

У меня урок французского. И мсье Пьер отмечает, и я чувствую — впрок мне французский. Хорошо заходит. Конечно, и учитель замечательный, и учу много, но, возможно, мы, Романовы, просто талантливы на языки? Николай Павлович, Александр Николаевич, Александр Александрович, Papa — всем языки давались легко.

С другой стороны моя мама там, в двадцать первом веке, тоже, наверное, не случайно выбрала профессию учительницы иностранных языков. Не истории с географией, не русского языка и литературы, а именно иностранных языков. Чувствовала в себе способности. Или знала.

Как бы там ни было, но лопочу я довольно бойко, за словом в карман не лезу. Нет, до уровня С2 пока далеко, зато В2 — рядышком. Вот-вот.

Дочитываем «Детей капитана Гранта». А потом просто разговариваем на разные темы. Мсье Пьер порой делится впечатлениями о жизни в России. В отличие от меня, он свободно выходит в люди — то есть гуляет по Царскому Селу, а в свои выходные, которых у него два в месяц, ездит в Санкт-Петербург. Имеет право, так оговорено в контракте.

Но сейчас мы говорили не о капитане Гранте, а о капитане Седове. Я рассказал, что хочу собрать деньги для организации спасательной экспедиции, уже собираю. Собрать необходимую сумму вы, mon prince, вероятно, соберёте, но сама экспедиция, её организация — это же очень серьёзное дело, требующее не только желания, но и умения, знания, опыта. Я ответил, что и не помышляю самому организовывать экспедицию, мое дело — способствовать финансированию. А кто же её организует, спросил мсье Пьер, очевидно считая, что я, как всякий, начитавшийся Жюля Верна, полон мечтаний прекраснодушных, но несбыточных. Буду искать, ответил я, буду искать. Россия богата не только землями, главное богатство державы — люди.

С этим, mon prince, невозможно не согласиться, сказал мсье Пьер. И предложил после «Детей капитана Гранта» взяться за «Voyages et aventures du Capitaine Hatteras». Это у него такой подход, он как бы на равных с учеником, хочешь — будем читать Гаттераса, а не хочешь — ну, найдем ещё что-нибудь. Книжек много.

Я согласился, и выдвинул встречное предложение:

— Для сбора денег нужна организация. Я хочу учредить «Полярный фонд», который будет заниматься подобными делами, поскольку уверен: экспедиция Седова — не первая и не последняя.

— Интересная идея, — ответил мсье Пьер.

— Но по нашим законам, несовершеннолетний не вправе заниматься финансовыми делами. Не могли бы вы, мсье Пьер, взять на себя обязанности казначея фонда?

— Я… Я должен подумать, — видно было, что предложение застало