Что Туполев! Из ближайших друзей Ленина ни одного в конце концов не осталось достаточно преданного Ленину и партии, кроме Сталина. И Сталина Ленин критиковал. Теперь, когда Туполев в славе, — это одно, а тогда ведь интеллигенция отрицательно относилась к советской власти! Вот тут надо найти способ, как этим делом овладеть. Туполевых посадили за решетку, чекистам приказали: обеспечивайте их самыми лучшими условиями, кормите пирожными, всем, чем только можно, но не выпускайте! Пускай работают, конструируют нужные стране военные вещи. Это нужнейшие люди. Не пропагандой, а своим личным влия-

нием они опасны. И не считаться с тем, что в трудный момент они могли стать особенно опасны, тоже нельзя. Без этого в политике не обойдешься. Своими руками они коммунизм не смогут построить».

Туполева Молотов подозревал в том, что он был связан с эмигрантскими комитетами во Франции и Германии.

Надо признать, что Сталин и Молотов блестяще справились с этой непростой задачей — запугиванием и приручением интеллигенции. Тех из интеллигентов, которых сочли особо опасными, расстреляли, менее опасных отправили в лагеря, а тех, которым не доверяли, но от услуг которых нельзя было отказаться, в частности конструкторов вооружений и военной техники, посадили в «шарашки» — специальные тюремные НИИ и КБ в системе НКВД, где ученые и конструкторы ударным трудом могли заслужить себе прощение и возвращение утраченных материальных благ и публичной славы. Кроме того, отрыв от семьи и полная закрытость «шарашек» гарантировали секретность военных разработок.

Касаясь в беседе с Феликсом Чуевым культа личности Сталина (не в хрущевском понимании, как эвфемизма репрессий, а в общепринятом — как возвеличивания фигуры вождя), Молотов заявил, что Иосиф Виссарионович сначала «боролся со своим культом, а потом понравилось немножко...». Со своим же собственным культом, разумеется гораздо меньшего размера, Молотов даже не пробовал бороться, поскольку этот культ исходил от Сталина, строго дозировавшего уровень славословий в адрес всех членов Политбюро. Спорить же с вождем Молотов опасался — вдруг за этой скромностью Молотова Сталин заподозрит скрытое неодобрение своего, сталинского, культа.

Во время Великой Чистки Молотов удостоился и своего покушения, будто бы совершенного на него «врагами народа». В сентябре 1934 года он предпринял поездку по промышленным и горнорудным районам Сибири. Вот что пишет об этом случае историк Николай Зенькович:

«Передвигался Молотов из города в город в основном на автомобильном транспорте. Конечно, на самолете было бы быстрее. Но после гибели видного партийного деятеля Мясникова в авиационной катастрофе в середине двадцатых годов Сталин провел через Политбюро строгое

5 Соколов

решение, запрещавшее членам ЦК и другим крупным руководителям пользоваться самолетами. В те годы это был ненадежный вид транспорта, аэропланы часто падали, пассажиры гибли...

При выездах на приличное расстояние от Москвы кремлевский транспорт, как правило, к месту командировки высоких лиц заранее не доставлялся. Это правило появилось значительно позже — при Хрущеве. Обычно кремлевские начальники,, даже такого высокого ранга, как Молотов, пользовались тем транспортом, который предоставлялся им на месте. Безусловно, подавались машины самого лучшего класса, на которых ездили первые лица областей и городов.

Водители были тоже местные, возившие своих начальников. С точки зрения обеспечения безопасности прибывших представителей Центра это был не лучший вариант, но других возможностей в ту пору не было. Да и гонять за тридевять земель бронированные «паккарды» со своими водителями еще не осмеливались по причине боязни прослыть буржуазными перерожденцами.

Вот и двинулся товарищ Молотов на предоставленной ему радушными хозяевами кузбасского города Прокопьевска порядком изношенной машине на встречу с тружениками одной из шахт. Сибирские горняки хорошо приняли столичного гостя — внимательно слушали, расспрашивали о положении в стране и мире. Им импонировало, что к ним, на отдаленную шахту, приехал сам Председатель Совета народных комиссаров.

После окончания встречи шахтеры тепло проводили Молотова к машине. Он тоже уезжал довольный — люди понимали, что от них требуется, и не просили сверх того, чего власть пока им не могла дать.

А на обратном пути в Прокопьевск едва не случилось непоправимое.

Автомобиль с Молотовым внезапно свернул с дороги и покатился с насыпи. Она была довольно высокая. Автомобиль потерял устойчивость и опрокинулся.

Молотов почувствовал, что их неудержимо тянет вниз. Он обреченно закрыл глаза. Сзади послышались крики и ругань. Это сопровождавшие его лица выражали свое отношение к водителю.

Когда спустя какое-то мгновение Молотов открыл глаза и выглянул из машины сквозь лобовое стекло, он похолодел от ужаса — автомобиль висел над самым краем глубокого придорожного оврага. Почему он замер и не скатился в пропасть — одному Богу известно. Впрочем, член Политбюро Молотов был атеистом.

Опрокинувшуюся машину с помощью шахтеров, разъезжавшихся на грузовиках после встречи по домам, кое-как оттащили от опасного места и вновь поставили на колеса. От сильного удара начальственное транспортное средство имело весьма удручающий вид и не заводилось. Молотова пересадили в фанерную кабину грузовой полуторки и доставили в Прокопьевск. Председатель Совнаркома чудом избежал смерти. Свались машина в пропасть — все, пиши пропало. Глубина оврага такая, что хоть в кино снимай».

Шофер, Валентин Арнольд, заведовавший гаражом «Кузбасстроя», получил выговор за халатность, но потом обратился с письмом к Молотову, и по ходатайству Вячеслава Михайловича взыскание было снято. А в 1938 году Арнольда вместе с другими троцкистами благополучно расстреляли.

Молотов же и на склоне лет убеждал Чуева, что покушение действительно замышлялось, просто шофер в последний момент дрогнул.

Одно из первых осуждений «врагов народа» списком Политбюро предприняло вскоре после убийства Кирова во время так называемого «кремлевского дела» 1935 года, когда были осуждены по обвинению в заговоре сотрудники кремлевских служб, а А.С. Енукидзе, в чьем ведении они находились, был исключен из партии за «политическое и бытовое разложение» и отправлен в ссылку в Харьков директором областного автотреста.

4 октября 1936 года список на 585 «участников контрреволюционной троцкистско-зиновьевской террористической организации» по представлению Ежова был одобрен Молотовым, Кагановичем, Постышевым, Андреевым и самим Ежовым (Сталин в тот момент отдыхал в Сочи). С этого момента и вплоть до конца 1938 года расстрелы списком стали для Политбюро обыденным, повседневным делом.

Больше всего списков — 372 — подписал Вячеслав Молотов, на втором месте — Сталин. Его собственноручные

резолюции «за» и подписи сохранились на 357 списках. Лазарь Каганович подписал 188 списков, Климент Ворошилов — 185, Андрей Жданов —176, Анастас Микоян — 8. А член Политбюро ЦК ВКП (б), заместитель Председателя Совета народных комиссаров СССР Станислав Косиор, сам впоследствии попавший в расстрельный список, таких списков успел подписать только 5. Так же как и «стальной нарком» Ежов, успевший подписать 8 списков на 416 человек. У Микояна же в таком же количестве списков — 1035 фамилий.