холщовых штанах и тёмной рубахе. Я тоже скинул куртку, предварительно натянув перчатки, прошитые серебром. И мы, и наши противники сложили верхнюю одежду на лавки, установленные для этого с краю.

Наследники-дуэлянты закатали рукава, демонстрируя, что у них на предплечьях отсутствуют серебряные браслеты или иные приспособления, способные повлиять на ход поединка. Яромил сунул руку в ларь и вытащил посох.

Аналогично вооружился Зимцов. Одет он был так, словно явился не на дуэль, а на чаепитие — кремовая рубашка с жилеткой, отутюженные серые брюки. Наследники-по-крови вернулись в центр площадки, встали лицом друг к другу. У них за спинами, в десяти шагах, заняли позиции ассистенты — Бурцев и я. На столбах, установленных по периметру дуэльной площадки, засветились лунные лампы, рассеяли полутьму.

Держа цельнометаллический посох одной рукой, Зимцов крутанул его с подчёркнутой лёгкостью, как обычную деревяшку. Яромил не стал пижонить в ответ, хотя я уже подал ему тягу.

Лунные линии вблизи посохов становились видимыми, мерцали отчётливо. Зимцов пока оперировал четырьмя. И именно он как инициатор дуэли должен был сделать первый удар — так гласили правила.

Размахнувшись, Зимцов обрушил свой посох на Яромила. Тот выставил блок, тоже четверной. Металл лязгнул о металл, и звонкое эхо разнеслось над площадкой.

Я сразу же швырнул Яромилу ещё две линии. Мы договорились об этом на тренировке — ошеломить противника, который не знает, что мы используем всю шестёрку.

И Яромил перешёл в атаку.

Увы, он чуть-чуть промедлил. Ему не хватило злости. Давить, крушить, вколачивать противника в грунт — это было совсем не в его характере. Он помнил об этом, смог себя пересилить — но Зимцову хватило полусекундной задержки, чтобы понять опасность и отразить удар.

Да, этот можжевеловый гад среагировал молниеносно, надо признать. Отпрыгнув, он взглянул на Яромила уже по-новому — пристально, без ухмылки.

Я догадался, что нам теперь придётся несладко.

И не ошибся.

Зимцов притянул все шесть лунных линий и разразился каскадом выпадов. Его посох метался с бешеной скоростью, блестя в свете ламп. Звон стал почти непрерывным. Я лихорадочно подбрасывал Яромилу тягу и взмок, забыв про мороз.

Яромил отбивался. Он был и вправду хорошо тренирован, ловок — однако с каждой секундой становилось яснее, что долго он не протянет. Противник превосходил его опытом, хитростью, а главное — злостью.

Кроме того, у Зимцова была поддержка, которую он ещё не использовал. Взяв короткую паузу, он разорвал дистанцию, оглянулся на Бурцева. Тот быстро повёл руками, добавив тягу по четырём лунным линиям, которые были ему доступны.

Я предельно сосредоточился, выжимая из себя всё, что можно. Ощущение было, как будто я чуть не вывернул себя наизнанку. Этот внутренний импульс срезонировал с окружающим фоном — мне помогло, что здесь была территория Дома, для которого я теперь считался своим.

«Жгуты» у меня в руках натянулись, словно стальные тросы.

То ли мысленно, то ли вслух я заорал Яромилу:

— Бей!

И он услышал меня. Каким-то образом понял, что нужно сделать.

Они с Зимцовым размахнулись одновременно.

Зимцов в этот раз бил сбоку. Его посох перемещался параллельно земле — описывал полукруг, нацелившись в правое плечо Яромилу. А тот ударил навстречу, слева направо и при этом чуть вниз.

Яромил метил не в противника, а исключительно в его посох. Выплёскивал всё своё отвращение к этой драке, к её орудиям. Настал тот редкий момент, когда он искренне, без остатка вкладывался в удар.

И этот его порыв я усилил тягой, спрессованной в один импульс. Повторить такую попытку я уже не сумел бы — не хватило бы сил. Текущий расклад был прост, без полутонов и нюансов — всё или ничего.

Посохи сшиблись.

Лампы вокруг мигнули.

Удар получился на порядок сильнее всех предыдущих. Зимцов к такому был не готов — и не удержал свой посох в руках. Тот со звоном ударился о каменные плиты площадки и отлетел к её краю.

На миг повисла мёртвая тишина.

Зимцов ошеломлённо замер, не веря в произошедшее.

А затем на трибунах прозвучал гонг, возвещая об окончании поединка. Наблюдатель от министерства Дрейфа отчётливо произнёс:

— Дуэль прекращена в связи с утратой оружия одним из противников. Победителем объявляется наследник-по-крови из Дома Жёлтого Клёна. Требование Дома Зимнего Можжевельника о пересмотре итогов жребия отклоняется. Дом Клёна сохраняет за собой право курировать предстоящий Дрейф.

Меня тем временем оставили силы. Весь свой резерв я выплеснул без остатка. В глазах темнело, ноги подкашивались. Предчувствуя, что вот-вот повалюсь ничком, я опустился на одно колено, опёрся ладонью о мёрзлый камень.

Сейчас я думал только о том, чтобы не потерять сознание. А то, что творилось вокруг меня, воспринимал смутно.

Мне помогли подняться — это был Яромил. Пошатываясь, я напялил куртку и пошёл за ним прочь с площадки. Зрители покидали трибуны, сдержанно гомонили. Я не смотрел на них. Разве что краем глаза заметил, как главы всех правящих Домов, сойдясь вчетвером, что-то обсуждают.

— Спасибо, Неждан, — сказал Яромил. — Не представляю даже, что сейчас началось бы, если бы Зимцов выиграл. Он ведь и правда нас почти задавил.

— «Почти» не считается… А на его рожу, когда он дрын уронил, смотреть было любо-дорого… Как он дальше отреагировал? Я почти отключился на какое-то время…

— Ну, он взял себя в руки. Даже поздравил меня сквозь зубы. Зато на Бурцева смотрит волком. Решил, видимо, что тот плохо его подпитывал.

— Ха! Так ему и надо, Бурцеву… Мелочь, а приятно, как говорится. Пусть лишний раз получит по шапке…

— Ты давно с ним знаком?

— Со вчерашнего дня.

— Серьёзно? Всего за сутки он успел тебя так возненавидеть?

— У меня природный талант.

Доведя меня до нужной двери, Яромил пожал мне руку и распрощался. Ему ещё предстояло обсудить с отцом итоги дуэли и подготовку к Дрейфу. Меня тревожить не стали, понимая, что толку от меня сейчас нет.

Оказавшись в апартаментах, я не стал даже зажигать лампу. Да это было и не особо нужно — хватало света трёх лун, заглядывавших в окно. Они располагались на небосводе так же, как и всегда, не сдвинувшись ни на пядь. Таково здесь было мироустройство — двигалось только солнце. Почему-то меня это удивляло. Местный же люд воспринимал всё как данность.

Призрачное свечение, смешанное из красок декабрьской, ноябрьской и февральской луны, по-хозяйски вливалось в комнату, выхватывало из мрака предметы мебели, обрамлялось причудливыми тенями.

Тускло блеснуло зеркало на стене, и я невольно всмотрелся. Блеск этот имел странный