Виктор еще не сообщил. Теперь мы тут вместе работать будем. Так что я твой непосредственный начальник. Наравне с Виктором Даниловичем. 

– А, так вы насовсем вернулись? – она явно рада этой новости. – Мне сообщить остальным сотрудникам? 

– Пока не было официального приказа, – говорит Владимир. – Но я уже потихоньку вхожу в дела. Сейчас должен приехать Виктор. Проследи, чтобы нас никто не беспокоил. 

– Хорошо, – она кивает и достает из кармана смартфон. – Если понадоблюсь, можете вызывать кнопкой коммутатора. 

Улыбаясь, выходит из кабинета. 

Владимир откидывается в кресле и выжидательно смотрит на меня, а я молчу. Вот не скажу ни словечка, пока не приедет Виктор. 

Отворачиваюсь в сторону стеклянного стеллажа, на котором стоят какие-то кубки. Делаю вид, что очень заинтересована.

Слышу, как Владимир хмыкает. Затем включает компьютер и шелестит бумагами. Вот и ладно. Пусть делом займется.

Вроде все спокойно, но я помню, как он на меня накинулся. А затем обнял. Моя куртка до сих пор пахнет его парфюмом. 

Дверь в кабинет открывается...

21

– Владимир, к чему такая спешка? – в кабинет входит Виктор. – По телефону не мог рассказать? Я, вообще-то, был занят.

Судя по недовольному тону, он не очень рад этой встрече. 

– Не телефонный разговор, – вальяжно поясняет его брат. –  Присядь.

– Что уже случилось? – Виктор направляется к столу, но останавливается на полпути.

В упор смотрит на меня, будто только заметил. 

– Она что-то натворила?

Я невольно сжимаюсь под этим взглядом.

– Ты в курсе, что она мать больного ребенка? – сухо спрашивает Владимир. – У нее есть сын, которого она скрыла от нас.

От нас? 

Перевожу недоуменный взгляд с одного на другого. У обоих на лице почти одинаковое выражение досады.

Что вообще здесь происходит?

– Что? – хмурится Виктор. – Но ведь нам предоставили всю информацию. У нее один ребенок, дочь. Одна беременность, одни роды. Или документы поддельные?

Последние слова он почти рычит, наклоняясь ко мне.

Еще один себя царем джунглей возомнил что ли? Будто мне мало его сумасшедшего брата, который уже час рычит на  меня!

– Не поддельные! – выдыхаю, вжимаясь в спинку дивана. – У меня одна дочь, Настя, все так и есть!

– Тогда кто сейчас лежит в больнице? – Владимир выжидательно сверлит меня синим взглядом. – Этот Илья, он ведь тоже твой ребенок?

– Да, но приемный. Это сын моего мужа от первого брака. Я  его просто… усыновила.

Вот, сказала – и сразу стало легче. Теперь осталось дело за малым, чтобы поверили.

Они переглядываются.

– Интересно…

Виктор садится напротив меня, в той же позе, что и Владимир. Причем так, что теперь я оказываюсь между братьями, как при перекрестном допросе.

– Почему ты сразу об этом не сказала? – недоверчиво щурится Владимир.

Его вопрос меня злит. Неужели такой глупый, что сам до сих пор не догадался?!

– И где я должна была это сказать? – возмущенно смотрю на него. – Возле палаты? Чтобы мальчик меня услышал? Или чтобы медсестры потом по больнице сплетни носили? Илья, вообще-то, считает меня родной матерью! 

– Ну, хорошо, а потом? На улице? Я же предлагал спокойно поговорить.

– Разве? А вот я помню, что вы мне угрожали абортом! Даже если бы я начала объяснять, вы бы поверили? Вы и сейчас мне не верите! 

То, как оба отводят глаза, говорит, что я не ошиблась.

– Допустим, – Виктор скрещивает руки на груди. – У тебя  есть приемный сын. Но почему нам не предоставили информацию о нем? 

– Зачем? – отвечаю вопросом на вопрос. – Какое отношение он имеет к нашей сделке? 

Владимир подается ко мне, оперевшись локтями на колени. Смотрит в лицо холодным, изучающим взглядом, словно пытается прочитать мои мысли. Виктор что-то хочет сказать, но брат останавливает его скупым жестом. Сразу видно, кто из них старший.

– Как ты докажешь, что не лжешь? – спрашивает он тихо. – Есть документы, подтверждающие факт усыновления?

– Есть, – облегченно киваю, – но мы не держали свидетельство дома, боялись, что дети случайно найдут. Оно у моей мамы, в Рассветном. Помните, куда меня Стас возил?  

Я не знаю, кто из этих двоих тогда дал добро на поездку в деревню, но именно Виктор клиент, поэтому я смотрю на него. Он же морщится:

– Мне без разницы, чем занята прислуга в свободное время.

Эти слова неприятно царапают. Значит, я для него всего лишь прислуга? Хотя, чему удивляюсь…

– Врач сказал, что у мальчика тяжелое заболевание, – Владимир продолжает смотреть на меня. – Нужна операция. Это все ради него?

Я шокировано смотрю на мужчину. Когда успел все узнать? 

– По телефону, – отвечает на мой изумленный взгляд. – Федор Евгеньевич перезвонил мне еще в больнице.

Да, точно, припоминаю, он с кем-то говорил, когда тащил меня по коридору.

– Ты ради него решила стать суррогатной матерью? – переспрашивает Владимир с нажимом. – Это же не твой сын. Зачем мучиться ради чужого ребенка? Где его мать?

Не могу поверить, что он такое сказал. Это  слишком жестоко даже для такого бездушного денежного мешка.

– Его родители развелись, когда ребенку был месяц. Мать его бросила и уехала из страны, мы о ней ничего не знаем. Через год по решению суда ее признали без вести пропавшей, а еще через четыре года – умершей, – объясняю с тяжелым вздохом. – А мы с Сережей поженились, когда Илье было два года. Он считает меня своей мамой. Потом у нас общая дочь родилась. 

Братья переглядываются между собой. А у меня вдруг горло перехватывает от страха: вдруг не поверят? И слезы накатывают на глаза.

– Вы же видели результаты анализов моей дочери, – напоминаю дрожащим голосом. – Она абсолютно здорова. И я тоже. Болезнь Ильи передалась ему либо от родной матери, либо от отца, и никак не касается вашего ребенка!

Умоляюще смотрю на Виктора. Мне сейчас так страшно, что я готова встать передним на колени, лишь бы он поверил мне. Но в то же время мне кажется, что последнее слово не за ним. Что объясняться и договариваться надо с Владимиром. Только вот он тут вообще при чем?

– Пожалуйста, – перевожу взгляд на старшего из братьев. – Я очень хочу спасти сына. Поэтому и согласилась на суррогатное