рукой показывает, куда идти. Мы углубляемся в парк.

– Это всего лишь благотворительность. Клиника нуждается в новой аппаратуре.

Я вздрагиваю.

– Она в убытках? – спрашиваю дрожащим голосом. – Ее закроют?

– Что вы. Нет. Но это частная клиника и держится на вложениях извне. Как вы понимаете, инвестировать в нее ради дохода бессмысленно, но там работают хорошие люди, которые делают хорошее дело. Поэтому несколько моих друзей-бизнесменов собрались и решили поддержать проект “Эдельвейс”. Я присоединился к ним.

– Это радует, – облегченно улыбаюсь. – Все же мой сын там лежит.

– Почему вы беспокоитесь о нем, как о родном?

Он поворачивается и пристально смотрит на меня, будто в чем-то подозревает. 

– Для вас это странно? – хмыкаю я.

– Скорее удивительно. Я видел женщин, которые бросали родных детей, потому что те были больными. А вы печетесь о чужом. Даже на такие жертвы пошли ради него, – Владимир кивает на мой живот.

– Он мне не чужой! – начинаю раздражаться. – Я воспитываю его с двух лет и очень люблю его отца! Любила…

Нахлынувшие эмоции перехватывают дыхание. 

– Хорошо, хорошо, – мой спутник поднимает руки. – Не будем больше об этом. Не переживайте за мальчика. Хирург в “Эдельвейсе” один из лучших в области. Нам пришлось немало потрудиться, чтобы переманить его в нашу клинику.

– Знаю, – киваю, – потому и выбирала именно ее.

Я немного лукавлю. Илью первым делом направили в бюджетную больницу, где он пролежал несколько месяцев, пока установили диагноз. Но там мне сказали, что операцию придется ждать больше года. Очень большая очередь. 

Целый год смотреть, как мучается твой ребенок? Какая мать согласна на такое? Конечно, я сделала все, чтобы мой сын попал в частную клинику! Пусть это и стоило моих слез. 

– Правильный выбор, – соглашается Владимир. – Как вы себя чувствуете?

– Нормально, – отвечаю кратко. 

После вчерашнего совсем не хочется с ним разговаривать. А его близость нервирует и раздражает меня. Но в то же время я  не могу перестать украдкой изучать его лицо и пытаться понять: он был в отеле или не он? 

От него едва заметно тянет ментолом. Я принюхиваюсь. 

Владимир удивленно косится на меня, потом смеется:

– Мне говорили, что беременные очень чувствительны к запахам. Вам не нравится мой лосьон после бритья? Я сменю его. 

– Нет-нет, – смущенно опускаю взгляд. – Наоборот, приятный запах. Легкий такой. Пахнет свежестью.

Мы идем вместе по парку. Это так странно. Кто я и кто он – две противоположные вселенные, которые никогда не встретятся. В слишком разных мирах мы обитаем. Но ведь встретились же! Больше того, живем в одном доме. 

Пока не знаю, везение это или самая большая ошибка,  какую я только могла совершить.

– С Ильей все будет хорошо. Он находится в надежных руках, – заключает Владимир. – Я позабочусь, чтобы он ни в чем не нуждался, пока вы здесь.

Я приятно удивлена, что он запомнил его имя.

– Благодарю. Но вам-то это зачем? – останавливаюсь и смотрю на него.

Он морщится:

– Считайте это спонсорской помощью. Я поговорил с врачами. Операция должна пройти успешно. Ваш сын будет здоров.

– Надеюсь. Но одной операции мало. Впереди еще ждут месяцы реабилитации.

– Он останется в клинике?

– О, нет. “Эдельвейс” я больше не потяну. Мне пообещали путевку в санаторий, где за ним присмотрят. 

– В “Кондор”? – спрашивает Владимир. 

Я усмехаюсь. Наслышана про этот санаторий. Частный, как и клиника. Мне предлагал его Ильюшин лечащий врач из “Эдельвейса”, они туда направляют своих пациентов. Но я отказалась. Не потяну по деньгам. 

Альтернативой был еще один. Бесплатный. Его мне предложил семейный врач в поликлинике. Сказал, что государство каждый год выделяет несколько бюджетных мест. Нужно только собрать необходимые документы.  

– Нет. В “Солнечную долину”, – я густо краснею.

– Не слышал о таком. 

– Это грязелечебница, – уклончиво говорю. – Там и обучение есть для деток, чтобы школу не пропускали. Илье осенью в школу идти, не хочу, чтобы он отставал от сверстников. 

Владимир искоса посматривает на меня. 

– Ваша забота о нем достойна уважения. Не все о родных  так заботятся.  

– Выбора не было, да и я не жалею. Родной он мне, как и Настя, – сглатываю комок. 

Старательно гоню от себя мысли, что внутри меня тоже ребенок… которого придется отдать. 

Пусть по крови он мне неродной, но он же растет внутри меня. И я еще не решила, как к этому относиться. 

– А у вас есть дети? – спрашиваю, чтобы  отвести разговор от себя. 

– Будут когда-нибудь, – отвечает Владимир и хмурится. – Сейчас меня устраивает все как есть. 

– Ясно. Просто ваш брат решил завести ребенка, вот и интересно, есть ли у вас семья.

– Ну, это личное желание Виктора. В отличие от меня, он женат. К тому же я никак не могу повлиять на его решения, – усмехается он. 

– Раньше мне очень хотелось иметь большую семью… – говорю с грустью в голосе. 

– И что изменилось?

– Я поняла, что страшно жить, когда есть что терять. 

– Вы о своем муже?

– И об отце. Теперь у меня остались только мама и дети. Я сделаю все, чтобы их защитить. Они – самое важное, что есть у меня.

Я замолкаю, и он тоже молчит. Рука об руку неспешным шагом мы идем по аллее мимо кустов и деревьев.

Даже не верится, что еще несколько минут назад я не хотела общаться с этим мужчиной, а сейчас призналась ему в сокровенном…

25

Домой мы возвращаемся вместе. Владимир, оказывается, весьма интересный мужчина, но я все равно настороженно к нему отношусь. Кто знает, что у него в голове. Может, это внешнее добродушие лишь ловушка. Мы с ним слишком разные. 

В холле он желает мне хорошего дня, а я ему. Время поджимает, спешу в зал на втором этаже.

– Вы припозднились, – говорит тренер Наталья, когда я, запыхавшаяся, появляюсь на пороге. 

Эльвиры в зале нет. 

– Извините, решила прогуляться и не уследила за временем. Что у нас по плану?

– Сначала прием витаминов, – Наталья показывает на столик. – Надежда принесла. Вы не должны забывать их пить. 

Я морщусь. С Настей не пила, а тут заставляют, но делать нечего. Следуем наставлениям