Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Здравствуйте, — ответил Линяев.
— Не узнаете, — догадался толстяк. — А ведь я Обозников.
Обозникова он помнит. У него он был вместе с Мыловаровым, когда тот готовил о нем фельетон. Обозников дико пьянствовал, наводя ужас на соседей. Опасаясь драки, Мыловаров позвал с собой Линяева. Тогда в прихожую к ним вышел лохматый человек в распущенной рубахе и со стаканом водки в руках. Он выпил водку и понюхал ингафен — словом, ту штуку, что нюхают от гриппа.
— Вы очень изменились, — заметил Линяев.
— Еще бы! После фельетона я раскинул головой и, представьте, нашел выход. Я перешел на воображаемые напитки. Это очень просто и безвредно для людей. Не понятно? Сейчас покажу. Только для вас. Ведь сейчас рабочий день. Я пью коньяк. Итак!
Обозников опрокинул в рот воображаемую рюмку и досадливо крякнул:
— Жестковат! Видать, дагестанский. А вчера я отведал пятьдесят граммов медального «Двина». Это, доложу вам, нектар. А вообще человеческое воображение не имеет границ…
Обозников собирался развить свою мысль глубже, но Линяев должен был выходить.
— Э-э, может, налить? — спохватился Обозников.
В коридоре Линяева перехватил редактор выпуска и предупредил:
— Петров заболел гриппом. Вечером дежуришь вместо него.
Линяев вздохнул облегченно. Сегодня нет надобности лгать Алине. Редактор выпуска даровал ему еще один день на раздумье.
В редакции ждал Чернин. На его физиономии было написано все. Линяеву не хотелось верить.
— Не может быть?
— Да, — сказал Чернин. — К сожалению, да.
— Валится передача?
— Киноочерк о книголюбах. Позарез нужны досъемки в станице. Без машины не успеем.
Раздобыть транспорт для внеочередной съемки, когда машины уже распределены, — неосуществимая мечта. Можно вспорхнуть в космос и вернуться живым. Но выдрать у главного администратора машину вне графика — это пока еще фантастика. Удел жюль-вернов.
— Так и есть!
Чернин кивнул на стенку соседней редакции. Там медный бас главного администратора давал исчерпывающую справку:
— Машины в разъезде. Все до единой. Амба!
Сосед-редактор — сентиментальный мечтатель.
— А новая «Волга» в гараже?! О ней забыли! — воскликнул он счастливым голосом открывателя.
Награды за находку не последовало.
— Знаю, — спокойно произнес администратор. — Одна машина нужна на всякий случай. Вдруг всемирный потоп все-таки состоится или еще что, а студия без машины? Я должен за всех думать?
— Попробуем, — сказал Линяев. — У каждого хорошего человека есть слабости.
Он написал заявление:
Заявление
Только Вы один можете спасти передачу, имеющую важное областное значение и т. д.».
В заключение Линяев скромно попросил машину и подписался. Затем поставил роспись Чернин. Линяев вышел с заявлением в коридор. Остановил бежавшего музыкального редактора.
— Подпиши.
Потом прошелся по всем редакциям и цехам. Администратору принес заявление с двадцатью подписями. Среди подписавшихся был и пожарник. Положил перед Быковым и застенчиво потупил глаза.
— Ох, и подхалимы! Экие подхалимы! Юрий Степанович, от вас такой липы не ожидал! — заворчал администратор. — Вы меня считаете за маленького? Что с вами делать? Передать это сочинение директору? Ну? Ну ладно, берите «Волгу».
— А если потоп? Или что-нибудь еще?
— Сообразим. Голова-то есть на плечах.
— Светлая голова!
— Юрий Степанович, обижусь!
Машину подали к центральному подъезду. Оставалось пройти через неизбежный ритуал предотъездовской неразберихи. Как и полагалось, все искали друг друга. Все куда-то вдруг запропастились разом. Даже неразлучные осветители Орел и Решка оказались на различных этажах.
Линяев бегал за Черниным. Чернин за Линяевым. Оба жаждали оговорить кое-какие изменения в сценарии. Ритуал подходил к концу. Съемочная группа в полном составе влезла в машину. Линяев произнес со ступенек напутственную речь. Постановочники помахали ему беретами. Но машина не шелохнулась. За пять минут до этого заскучавший шофер Вася куда-то ушел.
Каждый из отъезжающих выказал желание сходить за шофером. Ритуал грозил принять форму нескончаемого кругообращения. Поэтому на поиски отправился Линяев. Он обнаружил искомое в просмотровом зале. Вася, раскрыв рот, смотрел детские мультфильмы. Линяев вытянул его за рукав.
После проводов началось великое звонение.
Первым позвонил редактор выпуска.
— Завтра твоя передача об Элюаре. Не сорвешь?
— Окстись! Отшлифована до блеска. Ведущая на «ять», пальчики оближешь!
— Кто такая?
— Новая звезда драмтеатра! Народная артистка Удмуртской АССР или еще что-то в этом роде.
Запершило в горле. Линяев едва успел прокашляться.
Второй звонила Алина.
— Линяев? — спросила она.
Он уловил в трубке ее легкое дыхание и заволновался.
— Я!
— Все в порядке, милый?
— Что ты имеешь в виду?
— Твое особое ответственное задание.
— Ах да! В порядке, спасибо!
— Вечером жду.
— Вечером я дежурю. Заболел Петров. Я дежурю вместо него.
— Досадно…
— Алина!..
— Что ты сказал? Повтори! Я слышала только имя.
Он молчал. Ему достаточно было произнести ее имя.
— Повтори, что ты еще сказал?
Он произнес ее имя, и оно включало в себя больше смысла, чем сотни слов. После него не стоило открывать рот. Все, что бы он ни произнес дальше, было бы бледным и никчемным. Пусть она поймет это.
Алина вздохнула.
— А завтра занята я. Опять выезд. Тоже день отсрочки!
— Позвони послезавтра. Целую!
— Ты говоришь из автомата?
Он беспокоился за нее. Он еще ничего не решил и поэтому берег ее репутацию. Алина хмыкнула.
— Я выгнала заведующего. Он бродит за дверью. Но я могу повторить и при нем. Хочешь?
— Пока нет. Целую!
Он не мог уйти от мыслей. Страус и тот приспособлен лучше. Он бы засунул голову в ящик письменного стола или хотя бы в корзину для мусора, и продержался бы какое-то время на иллюзиях. Ему — человеку — нужно решать.
Снова зазвонил телефон. Линяев снял трубку. В трубке кто-то квакал.
— Вы лягушка?
Опять кваканье. «Разыгрывают ребята», — усмехнулся Линяев.
— Заколдованная царевна набивается в дикторы? Ну-ну, поквакайте. Бородавки у вас в наличии? Без бородавок не берем. Имейте в виду.
Кря-кря! Стук. И мужской голос:
— Я супруг Изабеллы Филипповны. Она только что говорила с вами.
Линяев вспотел. Изабелла Филипповна — народная артистка и ведущая в передаче об Элюаре. Та самая, что на «ять».
— Извините!
— Нет, нет! Это вы ее извините. Она не придет на передачу. Она простудила горло. Как вы сами поняли… вернее, не поняли…
— Вы с ума сошли! — возмутился Линяев. — Передача объявлена на завтра! Что же делать прикажете?
— Приказываю отнестись стоически. Жизнь полна казусов, — философски заметил супруг Изабеллы Филипповны и положил трубку.
Линяев в бессильном гневе смотрел на телефон. В черной сверкающей поверхности вытянулось и перекосилось его лицо. Такую традиционную форму принимает физиономия каждого редактора, когда срывается его