вопросам секса и семьи, но поддерживающий помогающие рабочему классу социальные программы, как американские «Медикейр» и социальное страхование. Центр можно отождествить с тем, что социолог Дональд Уоррен в 1970-е годы называл «среднеамериканским радикализмом» - умеренное отношение в социальных вопросах в сочетании с демократическим плюрализмом в духе Нового Курса и положительным отношением к профсоюзам.

Иными словами, центр тяжести для надкласса это правоцентризм (поддержка рынка) в экономических вопросах и левоцентризм (антитрадиционализм) в социальных вопросах. Для сравнения, центр тяжести гораздо более многочисленного рабочего класса - это левоцентризм в экономических вопросах и правоцентризм в вопросах социальных.

Популисты в сочетании с левыми социал-демократами составляют половину или больше от населения США, но они почти не представлены среди имеющих высшее образование специалистов надкласса, которые и дают кадры парламентов, правительственных учреждениях, судах, советах директоров корпораций, аналитических центрах, благотворительных фондах и медиакорпорациях. Это объясняет почему для нынешнего поколения американцев «центризм» в политике отождествляется с центризмом надкласса и означает поддержку урезания помогающих рабоечму классу социальных программ, таких как социальное страхование и «Медикейр» во имя «фискальной ответственности» с одновременной поддержкой индивидуалистических либеральных взглядов на секс и воспроизводство и, в последнее время, гендерной идентичности. Меж тем «радикальный центр», срединная точка политического спектра большинства рабочего класса, либо вовсе игнорируется политиками, аналитиками и профессорами, либо сильно искажается журналистами и учёными из надкласса, которые определяют её как «ультраправую» и отождествляют с неонацистами и Ку-Клукс-Кланом.

Важнейшим одиночным фактором, объясняющим взлёт популизма в США и Западной Европе, является меняющийся классовый состав левоцентристских партий от середины двадцатого столетия до начала двадцать первого. Те партии, что, когда были партиями местного белого рабочего класса и сельских избирателей, стали партиями «патрициев» местной белой менеджерской элиты, вступившей в союз с этническими и расовыми меньшинствами и иммигрантами. После промежуточных выборов 2018 года сорок два округа из пятидесяти самых богатых округов Конгресса представляли демократы. С 2010 по 2018 года доля белых с университетским образованием среди избирателей республиканской партии упала с 40% до 29%, в то время как среди электората республиканцев рабочие без высшего образования составляли 50%, а стали 59%, и эта тенденция усилилась за время президентства Дональда Трампа.

Современная демократическая партия США - партия состоятельной столичной белой местной элиты, пребывающей в союзе иммигрантами и местными меньшинствами, которых объединяет не так классовая политика, как неэкономическая политика идентичности. В Британии похожий сдвиг случился и с социальной базой лейбористской партии. В Германии Зелёная партия делит самых хорошо образованных и состоятельных представителей надкласса менеджеров и специалистов с свободно-рыночной либертарианской Свободно-демократической партией.

Исключение взглядов большинства избирателей из какой бы то ни было публичной политики или дебатов создало политические возможности, которые и заполнили демагоги. Дональд Трамп был единственным среди республиканских кандидатов на партийных праймериз, который был против как войны в Ираке, как ошибочной, так и урезания социального страхования и «Медикейр». Эти взгляды были полной противоположностью ортодоксальной консервативной партийной линии. В конце концов, Буш-младший вторгся в Ирак и стремился урезать социальное страхование с помощью частичной приватизации. Более того, позиция Трампа по вопросам социального страхования была более левой, чем позиция тогдашнего президента Барака Обамы, который, как и Буш-младший, предлагал урезать социальное страхование с помощью иного метода, изменения его индексации с учётом инфляции. Взгляды Трампа были еретическими как для республиканской партии, так и для американского истеблишмента в целом. Но они были популярны среди миллионов американских избирателей. И Трампу удалось победить младшего брата и вероятного преемника Джорджа Буша-младшего, Джеба Буша на республиканских праймериз, а затем набрать больше голосов выборщиков, чем Хиллари Клинтон, частично благодаря обращению к бывшим избирателям демократов в штатах Среднего Запада, которых игнорировали неолиберальные демократы.

В тех западных странах, где популисты преуспели, они добились этого потому что оппортунистически стали защищать те легитимные позиции, которые разделяли многие избиратели, но которые были исключены из узкого политического спектра надкласса. В частности, они озвучили народное беспокойство о вопросах торговли и иммиграции, которые десятилетиями игнорировались правящим менеджерским классом.

В конце двадцатого века, когда её электоральной базой всё ещё был местный рабочий класс, демократическая партия более благосклонно относилась к протекционистской торговой политике и ограничению иммиграции, чем республиканская партия, которая тогда была партией деловой элиты. Частично благодаря вопросам торговой политики многие бывшие белые рабочие за последние десятилетия перешли к республиканцам, в то время как элитарии, белые специалисты с университетскими дипломами их их дети во всё большей и большей степени стали благоволить демократам. Следствием изменившегося классового состава двух партий стало то, что старая дихотомия протекционизма демократов и свободной торговли республиканцев развернулась на 180 градусов. Согласно данным Центра опросов. Пью избиратели демократы в соотношении 56% к 38% верят, что соглашения о свободной торговле хороши для США. Среди республиканцев цифры обратные: большинство республиканцев в соотношении 53% к 38% верит в то, что соглашения о свободной торговле плохи для США. Хотя партийные позиции со временем меняются, основополагающее деление по вопросам глобализации между надклассом и рабочими нет.

Так же, как и в торговой политике, мейнстримные партии США и Европы поменяли свои позиции и по иммиграции, что отражало их изменившийся классовй состав. Историк профсоюзов Вернон Бриггс заметил: «...неудивительно, что при каждой возможности и без исключений до 1990-х годов американское рабочее движение либо прямо инициировало, либо серьёзно помогало каждой законодательной инициативе американского Конгресса по регуляции и ограничению иммиграции. Также оно поддерживало все связанные с этим действия по реализации этой политики».

В 1990-х годах президент Билл Клинтон назначил Комиссию по реформе иммиграционной политики; тогда на демократическую партию ещё влиял исторический скептицизм организованного труда к массовой иммиграции. Хотя комиссия осудила предрассудки, направленные против иммигрантов, она призвала к уменьшению уровня легальной миграции, сместить внимание миграционной политики с воссоединения семей к привлечению квалифицрованных иммигрантов и поощрять интеграцию иммигрантов в американское общество. По словам председательницы комиссии, Барбары Джордан, первоф афроамериканки, избранной в конгресс от южных штатов, «...комиссия не обнаружила национального интереса в продолжении ввоза менее квалифицированных и невалифицированных рабочих для конкуренции с самыми уязвимыми сегментами нашей рабочей силы». Джордан также отвергла попытки размыть грань между легальной и нелегальной иммиграцией: «...Для того, чтобы разобраться в национальном интересе в иммиграции, требуется провести различие между теми, кто подчиняется законам и тем, кто им не подчиняется. Поэтому мы также несогласны с теми, кто навешивает на наши попытки контролировать нелегальную иммиграцию, ярлык, по сути, антииммигрантских. Незаконная иммиграция неприемлема». Спустя поколения большинство политик, предложенных комиссией Джордан, поддерживает правые популисты-республиканцы и осуждается растущим числом самопровозглашённых «прогрессистов»,