капитанские апартаменты пришли в полную негодность, и сейчас уцелевшие свитские и прислуга хлопотали, чтобы обеспечить цесаревичу хотя бы относительный комфорт в одной из уцелевших офицерских кают. Сам же он, чувствуя накатившую после всех событий и волнений усталость, отдыхал и пытался расслабиться коньяком и беседой. К сожалению, Цывинский был более учёным и офицером, чем придворным, и упорно сворачивал на близкие ему темы:

- То есть, Ваше Высочество, вы исходили из сходства стрельбы из корабельного орудия, и из винтовки стоя?

- Да, Генрих Фаддеевич… Во втором случае дышит стрелок, а в первом — океан, но сходство несомненно, вы не находите?

- Да, Ваше Высочество, несомненно…

- Ах, оставьте эти титулования, сделайте милость… Так вот, я счёл, что не могу по выстрелам одной пушки с уверенностью судить о точности прицела, и принуждён был использовать для пристрелки все доступные орудия.

- И тогда вы начали попадать?

- Ничуть не бывало. Тогда я убедился, что даже наводчики на фрегате совершенно не подготовлены к бою, и попросту не знают цифр, чтобы правильно навести орудия. Канониры были не в состоянии дёрнуть запальный шнур по команде. Попадание было случайным, но по рассеиванию залпов я сумел примерно понять, в какой момент следует подавать команду, чтобы задержка от неё до выстрела была надлежащей, и поправить прицел. Надо сказать, что задержка такова, что почти исключает верные попадания на дистанции от полумили…

- Именно так. Потому Фёдор Васильевич и повёл отряд на сближение со всей решительностью, чтобы покончить с японцами быстро с верной дистанции, а не растягивать перестрелку на полдня, - Цывинский увлёкся разговором настолько, что даже перебил цесаревича, сам того не заметив.

- … и мне будет весьма любопытно испробовать стрельбу из армстронговских скорострелок, чтобы понять, насколько в их конструкции эта задержка сокращена, - Николай решил просто проигнорировать этот факт: - Если же я решил бы продолжить пристреливаться из одной пушки, то, боюсь, занимался бы этим до морковкиного заговенья. Правда по некотором опыте мне представляется, что пять орудий в пристрелочном залпе может быть чрезмерно много, и довольно было трёх. Если бы дистанция была больше, и накрытия не удалось получить сразу, то я мог бы, давая полузалпы из трёх и двух орудий попеременно, найти дистанцию довольно скоро.

Цывинский замер, только что не открыв рот. Вопрос пристрелки на дистанциях свыше пятнадцати кабельтов1 стоял очень остро, и удовлетворительного его решения найти никому не удавалось. То, что высказал Николай, могло решить проблему радикально. Цесаревич же продолжал, увлёкшись и прерываясь лишь за тем, чтобы сделать мелкий глоток коньяку:

- Но всё это может иметь эффект лишь при обученном экипаже. На «Мономахе» вам и Фёдору Васильевичу удалось, как я вижу, решить эту задачу, и его огонь действенен на диво. Мне же пришлось заменить часть обслуги и использовать, помимо себя в роли наводчика, ещё трёх офицеров, чтобы добиться действенной стрельбы.

- То есть требовалось практически по офицеру на орудие, чтобы добиться попаданий?

- Вы знаете, Генрих Фаддеевич… - цесаревич задумался на минуту: - ...Нет, вовсе не так. Если бы я просто поставил к каждому орудию по офицеру, толку было бы лишь чуть более, чем когда комендоры палили сами по себе. А вот когда Владимир Анатольевич наблюдал в подзорную трубу за падением снарядов, я подбирал поправку, Виктор подавал команду, а Евгений давал пинка… то есть надзирал за её исполнением… то дело сразу пошло на лад. То есть вопрос обучения команды с одной стороны, и надлежащей организации всего процесса стрельбы и управления ею, с другой, являются основными для её действенности. Никакое новейшее железо этого не заменит, что мы собственно и видим на примере «Чиоды». Им было выпущено до тысячи снарядов, а я развалил его борт в три залпа, дюжиной попаданий… и ещё пара залпов моих и ваших пустила бы его на дно несомненно.

- То есть…

- То есть, Генррих Фаддееевич, - успевший поднабраться Николай рубанул свободной рукой воздух: - Если Мы хотим иметь действенный флот, а не флот образцов или великокняжеский яхт-клуб, то Нам понадобится всё и сразу.

Цывинский в ужасе прикусил язык. Слова про яхт-клуб доводилось не раз произносить и ему самому, и если цесаревич слышал об этом и решит развить эту тему, опалы не избежать. Николай тем временем основательно приложился к бокалу и продолжил:

- Англичанка, выражаясь бессмертными словами Фёдора Ивановича Тютчева, гадит, и гадит беспрерывно… и другие, извольте видеть, подтягиваются… а Фёдор Иванович знал толк в дипломатии… И Нам понадобится такой флот, чтобы они все срать боялись, когда он в море… Пушки Мы вам дадим, и корабли выстроим… а кто научит офицеров, которые научат экипажи, которые поплывут на этих кораблях, которые Мы вооружим этими пушками? Фёдор Васильевич и вы?

- Капитан Чухнин добился замечательной выучки команды на своём «Манджуре», Ваше Высочество! - Цывинский никогда не был поклонником воспитательных методов своего капитана, и поспешил указать разошедшемуся цесаревичу другой образец.

- Вот и славно… вот встретимся и поговорим, - Николай наклонил голову и, казалось, глубоко задумался. Лишь через несколько минут Цывинский понял, что цесаревич спит, и на цыпочках отошёл в сторонку. Политическую сторону беседы он по здравом рассуждении решил оставить без внимания, не его это дело… и теперь пытался припомнить каждое слово цесаревича, относившееся к организации стрельбы. Если всё это надлежаще подвергнуть анализу, оформить и опубликовать, да ещё и со ссылкой на Высочайшее авторство, может получиться большая польза не только для Отечества и флота, но и для научного авторитета и карьеры. В честолюбии Генрих Фаддеевич если и уступал своему капитану, то совсем ненамного, только выражалось оно по-другому.

В редакциях европейских газет тем временем творилось невероятное. Между второй встречей с микадо и отплытием, Николай совершенно неожиданно пригласил на фрегат иностранных корреспондентов, задержавшихся в Кобе при звуках канонады. Сделав краткое объявление о сути произошедшего — японские мятежники ещё не все перебиты, контролируемые ими корабли совершили новое нападение и были уничтожены, а император передал в благодарность России за подавление мятежа Курильские, Цусимские острова и архипелаг Рюкю, кроме владений Сацумского князя — цесаревич предложил задавать вопросы. Корреспонденты несколько даже замялись от неожиданности, наконец француз из парижского «Рассвета», как наиболее развязный, спросил:

- Прошу меня извинить, Ваше Высочество, однако могу я спросить, что вообще сподвигло Вас