В отдельном кабинете ресторана ковры на стенах, глиняные кувшины — изделия крестьян-ремесленников, часть стопочек тоже керамические, с цветным узором.

Казасов, типичный славянин-интеллигент, напомнивший мне нашего историка Ключевского, оказался превосходным оратором. Учтивым, эрудированным, искренне доброжелательным, Предложил тост за русское воинство, дважды содействовавшее освобождению его страны — сперва от турецких, а теперь немецких поработителей.

Обед был не по военному времени обильным, но простым, преимущественно яства подавались национальные, «крестьянские».

Распрощались, поблагодарив, пожелали друг другу успехов, и мы с Симоновым поехали на местный военный аэродром. Я увидел командиров-летчиков болгарских воздушных сил в форме, напоминавшей дореволюционную русскую, с белой кокардой и серебряного цвета ободком.

— Как ты думаешь, они жалеют или нет об изгнании их союзников гитлеровцев?

— Ничего они не жалеют, — подхватил неожиданно подошедший наш офицер-пилот, приятель Константина Михайловича. — Отличные парни. Дрались вместе с нами против бошей, полный порядок.

Вечером тот же офицер заглянул к нам в номер. Расположились на полу, крытом ковром. Симонов, которого летчик просто боготворил, читал стихи.

...Возвращаясь в Бухарест, любовались горным, древним городом Тырново, когда-то столицей болгар. Как сакли в Дагестане, его строения нависают одно над другим, сбегая к бурливой реке, а над нею переброшен старинный мост; помнится, по краям его на пешеходных дорожках — лавочки, киоски, лотки... Красив город необычайно.

Где-то встретили подвыпившего нашего солдатика, юношу, окруженного толпой местных жителей. Они снова и снова угощали его сливовицей и яблоками, сливами, пряниками. Сытый до удивления, он все же не хотел обижать доброжелателей и принимал дары с поклоном.

— Товарищ рядовой, — обратился к нему Симонов. — Вы из какой части?

— А вона! — солдатик показал на удалявшуюся колонну войск.

Так догоняйте же!

— Счас... За милую душу!

И, махнув рукой новым своим другарям, припустился бегом за маршировавшей вдали ротой.

Снова Бухарест... Пообедав в ресторане напротив «Амбассадора», отправились на разных машинах — джипах в сторону города Крайова. Константин Михайлович ехал впереди. Наш же водитель хотел обогнать грузовики, не заметил, как мчался навстречу нам с громадной скоростью «студебеккер». Не успел отвернуть правее, как тот с размаху врезался в нас. Джип отбросило метров на семь. Я же, к своему удивлению, оказался стоящим посреди шоссе на четвереньках, сброшенный с машины сильным ударом двух автомобилей. А слева и справа гнались один за другим грузовики, грузовики, грузовики... Еле успел отскочить к кювету, рискуя попасть под чьи-то колеса, осмотрелся: ничего! Кости целы! Не ранен. Только сильно ушиб ногу. Хромая, побрел к Крайове.

В придунайском городке сняли на несколько дней комнату. Как обычно, осматривали южные сады, особняки бояр, торговцев, негоциантов. Вернувшись, попросил молоденькую, хорошенькую горничную состоятельных, видимо, хозяев квартиры купить на базаре фрукты. Она вернулась и поразила нас тем, что, взяв из кухни весы-безмены, принялась взвешивать виноград, показывая нам: дескать, продавщица на рынке не обманула нас, кисти весят точно, грамм в грамм. Мы любезнейше поблагодарили девушку. Занялись своими блокнотами. К концу обеда сама хозяйка семейства внесла в нашу комнату продолговатое овальное блюдо с изображением рыбы. Константин Михайлович, зная — пересол на спине, а недосол на столе — стал усердно солить рыбу.

Хозяйка ахнула, взмахнув руками в отчаянии:

— Что вы делаете, господин офицер!!!

— А разве у вас рыбу не досаливают?

— Какую рыбу?

— Не знаю, мадам. Похожа на ставриду.

— Ставриду?

— Ах, да, это скумбрия, — виновато произнес Костя.

— Это — торт, господа офицеры!

— То-орт! — ужаснулся Симонов и немедленно стал соскабливать ножом крупинки мелкой соли.

— Отличный торт, мадам! — воскликнул он, сдерживая гримасу после первого и единственного куска яства. Все же из уважения к мадам мы к вечеру доели сладко-соленое третье блюдо. Хозяева, разумеется, воздержались.

...Как-то утром, проснувшись, я не увидел Симонова в нашей спальне. Очевидно, гуляет в Крайове. Не пришел он и к вечеру. На следующее утро явился с едва заметной улыбкой в уголках губ.

— Здорово, майор! Знаешь, где я был?

— Откуда же мне знать.

— Я разговаривал с Тито.

— С однофамильцем?

— С Броз Тито лично. С глазу на глаз. И на территории Югославии.

Я мог бы обидеться по понятной вам причине, но тут же понял: главной целью поездки Симонова на Балканы была встреча с Генеральным секретарем Компартии и правительства Югославии и руководителем его партизанского движения. Вы помните — я писал, что в Букурешти Константин Михайлович вел себя как нечаянный гость, посетивший столицу лишь проездом. Мне же и другим сообщать о главном поводе своей командировки он, военный корреспондент «Красной звезды», просто не имел права.

...В те же дни мы вместе с офицером югославской армии переправились из Румынии на югославский берег Дуная. Там наши войска к той поре пробили для предстоящего наступления небольшой плацдарм длиной в тридцать километров.

Мы добрались почти до его острия. Встретились с командиром и начальником штаба дивизии. Оба передали нам вкратце, как далась им переправа через одну из самых больших рек Европы, как удалось преодолеть сопротивление войск неприятеля и как намереваются они продолжить расширение плацдарма, углубление клина западнее и западнее.

...На обратном пути видели раскрытые окна зданий и мазанок, девичьи белые и голубые платочки, мелькавшие в окнах, толпы приветствовавших нас, красных, крестьян и женщин, самодельно нарисованные на подобиях плакатов лица русских солдат, слова: «Добро до́йти!» и другие, столь же приятные нашему сердцу.

Константин Симонов вскоре уехал из Румынии. Вернулся в Москву и я, ненадолго конечно же. Наступление наших войск продолжалось с нарастающей силой. Час окончательной победы над гитлеризмом был близок...

III

Но довольно предаваться воспоминаниям... Нынешнего дня и будущего мы коснемся, если я обращусь к беседам с К. М. Симоновым о литературе и его высказываниям о ней. Не преувеличу, если скажу — война не кончилась для него. Отвечая мне, он сам сказал: по-прежнему остаюсь верным военно-патриотической теме. Речь у нас в самом деле была уже не о прошлом, а о «сегодня» и «завтра» писателя.

Константин Михайлович не очень-то любит говорить о том, чего еще нет, что не сделано, не созрело, не подтверждено жизнью и его личным опытом. Словом,