– Мама! – закричала Бесс, бросив подойник и кинувшись к отцу. – Скорее!

Она подбежала к могиле и заглянула в нее.

– Отец!!!

Он лежал на дне вонючей ямы и стонал. Бесс слезла вниз и попыталась поднять его на ноги. Отец то впадал в беспамятство, то приходил в себя, издавая звуки, недостаточно внятные, чтобы быть словами. Руки у него были потные, лицо горело. Энн заглянула в могилу через край.

– Господи, помилуй нас!

– Он упал. Занедужил, мама. Папе нехорошо! Он слишком тяжелый, я не могу его поднять.

Энн соскользнула вниз, к Бесс, и они вдвоем поставили Джона на ноги.

– Толкай, дочка. Давай, надо его вытащить.

Почти час ушел у двух женщин на то, чтобы вытолкать Джона из скользкой могилы. Когда они дотащили его до дома, все трое были покрыты грязью. У Бесс едва хватило сил принести воды, но она знала, что нужно вымыть отца и вымыться самим. Маргарет металась в постели, то зовя маму, то прося, чтобы боль прекратилась. Энн и Бесс уложили Джона. Женщина зажгла в очаге шалфей, они натерли Джона и Маргарет лавандовым маслом. Сидя рядом с сестренкой и бережно намазывая ее тонкие ручки душистым маслом, Бесс снова задумалась о Господней любви и решила, что в доме Хоксмитов ее в этот вечер не было. Она так устала, что готова была уснуть на полу, где сидела. Мать разбудила ее, тронув за плечо.

– Бесс, мы должны похоронить Томаса. Скоро вернутся сборщики. Я не позволю им его забрать, – с болью в голосе сказала она.

Бесс в оцепенении прикатила тачку. Энн плотно завернула Томаса в простыню; сейчас было не до гробов. Женщины перевалили его тело на доску, которую втолкнули в тачку, и повезли наружу. Начался дождь, а поскольку на дворе стоял октябрь, вода не просто падала сверху вниз, но летела под жутким углом, чтобы забраться под одежки и воротники. Бесс и Энн изо всех сил старались везти Томаса осторожно, но они так устали, и место погребения было таким топким, что им пришлось просто сбросить тело в полную воды яму. Они без слов сгребали и кидали землю, пока не зарыли могилу. Молча постояли, глядя на холмик перед собой. Дождь беспрепятственно сбегал по их лицам. Бесс ждала, что мама что-нибудь скажет, слова утешения или прощания, или как-то попытается вручить душу Томаса Богу. Но слова так и не прозвучали. У Бесс не хватило духу произнести что-то самой. Что толку было теперь говорить с Господом? Она протянула руку к Энн, но мать развернулась и пошла к дому.

– Мы нужны живым, – вот и все, что она сказала.

Дойдя до дома, Бесс впервые обратила внимание, какую метку сборщики оставили на двери. Она сообщала миру, что это зачумленное жилище. Не ферма, не дом, не место, где люди жили и любили. Просто здание, в котором завелась болезнь, место, которое должны презирать и отвергать. Зайдя внутрь, Бесс подумала, сколько еще могил предстоит выкопать им с матерью. И кто останется, чтобы выкопать могилы для них.

В ту ночь Бесс с матерью сидели у огня, слишком измученные, чтобы взяться за кружево. Слишком подавленные, чтобы разогревать похлебку. Они несколько часов назад доели сухой ломоть сыра и выпили последнюю бутыль прошлогоднего сидра. Бесс чувствовала, что ее желудок готов отвергнуть и это. Она взглянула на мать. Неровный свет очага озарял ее некогда красивое лицо, отбрасывая под глазами глубокую тень. Бесс вспомнила, каким был Томас, когда она в последний раз его видела. Девушка зажмурилась, но видение не уходило, в темноте за закрытыми веками оно было еще страшнее. Пытаясь избавиться от него, Бесс посмотрела на Маргарет. Малышка спокойно спала, а Джон в соседней комнате стонал и метался.

– Кажется, она уже не так страдает, – заметила Бесс.

Мать не сводила глаз с огня.

– Она спит.

– Это же хорошо, правда? Отдых может помочь исцелению.

– Может…

В голосе Энн не было убежденности.

Бесс больше не могла выносить то, как мать уклоняется от разговора.

– Она выживет, мама? Скажи, что выживет!

Взгляд Энн наконец оторвался от огня. Она посмотрела сперва туда, где лежала Маргарет, потом повернулась к Бесс. Казалось, каждое незначительное движение дается ей с огромным трудом.

– У нее чума, Бесс.

– Но некоторые же выживают, разве нет?

– Некоторые, да. Сильные и взрослые. Первыми гибнут слабые. Старики. И малыши.

У Энн не было сил на переживания. Она снова уставилась на огонь.

Бесс вскочила.

– Я не дам ей умереть! Не дам! – крикнула она.

Бесс повесила над очагом чайник, потом принесла из сыроварни мед. Налила в миску горячей воды, размешала в ней янтарный сироп. Отнесла его Маргарет. Подняв девочку повыше на изголовье, тихонько заговорила с ней.

– Давай, малышка, смотри, что я тебе принесла.

Она поднесла к потрескавшимся губам сестры ложку теплой жидкости. Веки Маргарет затрепетали, но не открылись. Ее шея распухла от безобразных бубонов. В страшных буграх виднелась россыпь красных точек. Кожа Маргарет начинала темнеть от кровоподтеков, из-за которых болезнь прозвали черной смертью. Бесс отогнала злые мысли и, бережно раздвинув губы сестры, влила ей в рот глоточек воды с медом. Он вытек наружу. Бесс попробовала снова. На этот раз Маргарет поперхнулась, но вкус заставил ее прийти в себя, и она открыла покрасневшие глаза.

– Бесс?

Голос ее звучал сухим шепотом.

– Я здесь, малышка.

– Бесс… – изо всех сил стараясь собраться, она протянула руку к лицу сестры. – Ты можешь сделать, чтобы мне стало лучше… Я знаю, что можешь… волшебством. Своим волшебством.

Теперь малышка смотрела в глаза с мольбой, упрашивая, и была исполнена страха и вместе с тем надежды. Она ждала.

Девушка боролась со слезами горя. Все ее умения были бесполезны. Фокусы, которыми она так радовала Маргарет всю жизнь, были бессильны против неистовства чумы, и Бесс это знала. Она покачала головой, не желая признаваться сестренке, что волшебство ей не поможет.

– Потом, милая. Сейчас ты должна немножко попить. Давай, вот так, хорошо.

Она снова окунула ложку в миску.

– Еще чуть-чуть. Это вернет тебе силы.

Бесс продолжала кормить Маргарет, не сводившую с нее глаз, пока не поняла, что сейчас расплачется. Когда миска опустела, Бесс уложила Маргарет и устроила ее поудобнее. Села на пол возле низкой лежанки сестренки, обняла малышку и пожелала, чтобы та выздоровела. Пожелала, чтобы Маргарет выжила.

На следующее утро Бесс проснулась там же, где уснула: возле сестры. Петух дважды хрипло прокукарекал с крыши амбара. По серому рассвету было понятно, что еще одна ночь прожита, и впереди еще один день. Бесс неловко поднялась и пошла к очагу помешать угли.

– Бесс…

За ее спиной стояла мать.

– Доброе утро, мама. Не беспокойся. Я послежу за огнем и принесу Маргарет воды с медом. По-моему, ей понравилось. Я знаю, ей это поможет.