как сейчас, когда мужские пальцы скользили по моему телу, а за ним и губы, прокладывая путь через закрытые участки кожи. Пуговицы не выдержали нажима, с глухим стуком покатились по столу и полу. А Тенгизу и того мало, ухватил за бедра и подтянул меня ближе к краю. 

— Люблю, когда ты ненавидишь, — прошептал.

Люблю…

Одно слово. А будто удар нокаутом. Если у меня еще и оставались какие-то толики сопротивления, то исчезли под гнетом этого признания. И когда его губы коснулись моей плоти, я только и смогла, что крепче вцепиться пальцами в край стола и податься навстречу его языку. И кажется, так уже было. Когда я под ним, не способная к сопротивлению, а он этим нагло пользуется. Ласкает так, что у меня пальцы на ногах поджимаются от удовольствия, мучительно медленно ведет языком по складкам, оставляя влажный след, который холодеет, когда он следом тихонько дует, пробуждая мурашки по всему телу. И тут же вновь целует, возвращая тепло, и от этого контраста я и впрямь откровенно теку, как он хотел. И почти хнычу, когда он вдруг отстраняется.

— Все еще ненавидишь?

Он нависает надо мной. Губы блестят от моей влаги, пробуждая во мне стыд вперемешку с желанием поцеловать его и подарить ответную ласку.

— Безумно, — выдыхаю.

И все-таки подаюсь вперед. Обхватываю ладонями его затылок, не позволяя отстраниться и отвернуться и целую, как хотела. Точнее не совсем так, но для начала и этого достаточно. Или нет. Потому что Тенгиз все-таки обратно отстраняется, удерживая меня за шею, чтобы больше не могла проявлять инициативу.

— Не так быстро, ведьмочка моя, — произносит с коварной ухмылкой.

Мой долбанный змей-искуситель!

— И чего ты хочешь? — выдыхаю, облизывая губы, не сводя глаз с его собственных, до которых я не могла никак дотянуться.

Но скоро… Очень скоро я сделаю все, что хочу я. И уже он будет стонать для меня. 

— Честного ответа.

Сквозь марево возбуждения начинает прорываться разум. А мне так не хочется сейчас помнить о реальности. Вот и обнимаю его торс ногами, трусь бедрами о его член, чувствуя, как тот еще больше твердеет от моих действий.

Тенгиз вынужденно отпускает мою шею, чтобы перехватить и зафиксировать бедра, и я этим нагло пользуюсь. Вновь притягиваю его к себе и целую.

— Потом, — обещаю. — Отвечу на все твои вопросы. Какие захочешь. Но потом.

И это срабатывает. Из его груди вырывается хрип, а затем меня сносит его ответным поцелуем. Впивается в мои губы так резко и жадно, что мы стукаемся зубами. Языки сплетаются в горячем танго, а мужские пальцы вальсируют между моих бедер, вынуждая меня не только прижиматься к мужскому телу, выгибаться ему навстречу, но извиваться на них. Как если бы я и впрямь танцевала для него.

— Еще, Валентинка, давай, девочка, еще.

Его хриплый шепот разносится по всем закоулкам сознания, вынуждая подчиняться заведенным правилам игры снова и снова. Подчиняться ему. Тому, кто сейчас буквально выворачивал меня наизнанку тем, как правильно и нужно растягивал меня изнутри. Доводил до настоящего исступления. Уводил в мир, где не важны условности. Кто есть кто. В нем были только мы одни. Наедине друг с другом. И…

— Тенгиз?!

Твою мать!

Причем реально мать.

Тенгиза.

Застыла в дверном проеме с приоткрытым ртом, глядя на нас с ее сыном, как на очередное пришествие Антихриста.

Глава 13

Никогда еще я не приходила в себя так быстро. Наверное, ледяная вода бы меня сейчас так не проняла, как приход матери Тенгиза. Она так и продолжила стоять на пороге, глядя на нас с приоткрытым ртом. То ли в шоке от увиденного, то ли от того, с кем застала своего несравненного сыночка. Хотя на меня она очень старалась не смотреть.

А вот я смотрела. Что сказать, есть женщины, которые не стареют. Госпожа Индира как раз из таких. Девять лет прошло, а она все такая же высокая, статная, стройная и без седины. В свои пятьдесят три она выглядела на сорок, не больше. Светлые одежды и аккуратный макияж тоже придавали ее лицу свежести. Еще бы характер был под стать: таким же мягким, но на деле, не дай боже с ней схлестнуться. Съест и не подавится. Причем ни грамма лжи не скажет или прямой грубости, но ты потом еще долго будешь пребывать с ощущением, будто тебя в грязи вывалили. 

Тенгиз, к слову, на мать так и не обернулся. Более того:

— Выйди! — велел.

Да таким ледяным тоном, что мне самой тоже захотелось встать и уйти. Только я по-прежнему была прижата к нему, и отпускать меня точно никто не намеревался. Да и пальцы из меня вытащить этот невыносимый мужчина тоже не подумал. Наоборот, ввел глубже, и мне пришлось закусить губу, чтобы не выдать себя перед гостьей. Собственные впились в широкие плечи до боли в суставах.

Вот же… озабоченный!

— Тенгиз, ты…

— Я сказал, выйди, мама! — повторил тот с нажимом. — Сейчас же!

— Ты прогоняешь меня? — возмущенно ахнула она. — Собственную мать? Вместо того, чтобы избавиться от этой потас… 

— Вон! — рявкнул Тенгиз, не дав ей договорить.

И та и впрямь вылетела за дверь, громко хлопнув ею. Я успела только заметить оскорбленное лицо, прежде чем ее скрыло бронированное полотно.

Мужчина шумно выдохнул, прикрыв глаза на мгновение. 

— Извини. Совсем забыл, что она должна прийти.

Зашибись!

Он забыл, а я теперь опять виноватой останусь для их семьи.

Впрочем, в этот раз они будут правы, как никогда.

— Отпусти, — толкнула его от себя.

— Валь…

— Отпусти, — потребовала упрямо, глядя прямо ему в глаза.

Главное, не отводить теперь. Не давать ему увидеть слабость, в которую Тенгиз обязательно вгрызется, вновь оборачивая все в свою пользу. И видимо, мне удалось. Потому что спустя минуту, я все-таки получила желаемое. Тут же поспешила спрыгнуть со стола и отойти от мужчины подальше, прикрывшись остатками рубашки.

— Переоденься, я тебя подвезу, — проследил он за мной хмурым взглядом.

— Нет, — покачала головой, вновь отступая.