где видано – сила есть, ума не надо. Смоль готова была поклясться, что услышала хруст его коленных чашечек.

– Девочка, тебя кто-то бережно на крючок прикрыл. Подшутить, наверное, вздумал.

– Тут и думать долго не надо кто.

Славик понимающе кивнул, подошел, нагло отодвинул Катю бедром от стеллажа и склонился над исследуемыми трехлитровыми банками. С каждым мгновением его голос все больше проникался нежностью, казалось, он вот-вот растрогается и пустит скупую слезу.

– А это у нас что за радость? Смоль, ты наша спасительница, смотри, настоечки, самогоночка.

Интерес Кати к банкам тут же схлынул, фыркая, она зашагала обратно к солянкам и маринованным грибам, указывая на них с такой гордостью, с которой мать показывает свое сверх меры умное дитя.

– Ты не на те полки смотришь, Слава.

– Обожаю я твою серьезность. Мне же больше достанется.

Он даже не обернулся, с довольным пыхтением подхватил светло-розовую трешку, которую Смоль приняла за вишневый компот, а по пути к люку загреб ее второй рукой в объятия, вжимая носом в широкую грудь. Воздух перекрыло сразу, а парень звонко чмокал ее макушку, заканчивая гнусное дело, которое не завершил на улице ветер. Теперь абсолютно точно на голове у Смоль будет гнездо, с которым расческа справится нескоро. Возмущения звучали гнусаво, но очень искренне. Упираясь в плечи Елизарова, она попыталась оттолкнуть растроганную громаду мышц от себя.

– Вандал! Слава, дышать не могу!

Неизвестно, что произошло бы раньше: отпустил бы ее Вячеслав или она потеряла бы сознание от недостатка кислорода, но наверху зазвучал голос, заставивший парня с блаженным вздохом разжать руку и начать подниматься по лестнице. На них выглядывали два лица. Одно Смоль с радостью б вовек не видела.

– Посмотри, Бестужев, она тебе уже изменяет. Стоило на день из виду упустить.

Саша проигнорировал, смерил Катю задумчивым взглядом и, подождав, пока Славик выскочит из люка, наклонился к ней:

– Погреб нашли? Молодцы. Давай руку.

Глава 6

К концу недели задание, которое казалось Катерине совсем несложным, начало напоминать трудновыполнимый квест. На каждом шагу встречались препятствия. Сначала их пребыванию в Козьих Кочах воспротивилась погода – ветер рвал одежду и метал волосы в глаза. Впервые Смоль позавидовала толстым длинным косам деревенских красавиц – тугие, локон к локону, они не давали ни единого шанса местным ураганам их запутать. Она же потеряла свою четвертую резинку, осталась последняя – Катя бережно носила ее на запястье, на случай, когда та действительно потребуется.

Этот злой, колючий ветер согнал к одинокой деревне все тучи, которые блуждали у Уральских гор. Дождь хлестал немилосердно, лупил крупными каплями по отсыревшей крыше и окнам, мешал спать, думать, работать. Как бы смешно ни звучало, но про зонт не подумала даже Смоль. Ее хлипкий городской дождевик не выдержал противостояния с шиповником, в который упала девушка, не удержавшись на скользкой от грязи дорожке.

Иногда непогода отступала – из-за туч выглядывало холодное, слабо греющее солнце. Но стоило студентам одеться полегче и выйти, прижимая к себе блокноты с заметками, оно трусливо ныряло за тучу, а где-то вдалеке многообещающе грохотал гром. Катя не любила грозы, не любила зловещие вспышки и разрывающий перепонки звук. В одинокой деревянной избе, стоящей на отшибе деревни у густого леса, в голову, как коварные крысы, лезли мысли: вдруг попадет шальная молния? Вдруг уронит ветром крышу? О существовании громоотводов здесь не знали, деревенские просто переносили работу на другую пору, а это время уделяли совместным посиделкам за широким столом или на печи.

Бестужев начал нервничать на третий день простоя – на руках у них были лишь краткие записки Смоль, из которых тему для истории полноценно не вытянуть. Славик бессовестно флиртовал с селянскими девчонками, а работу откладывал на потом, Надя и Павел «тяжело адаптировались». Сейчас они оставались ни с чем. Наличие моровых изб или курганов в такую погоду проверить было невозможно – залило безопасные тропинки на болотах, поднялась стоячая, пропахшая сыростью и гнилью вода. В лес они зайти тоже не решались – дорожки размыло дождем, толстые сосновые кроны не пропускали и без того скудный свет. Первым в непогоду зашагал Бестужев, вернулся лишь через несколько часов, обдавая дождевой водой, сбрасывая с себя прилипшую одежду. Смоль почти поверила, что умерла и заново воскресла, когда подтянутый красавец в одних боксерах нырнул к ней на печь и лениво растянулся на коленях. На диктофоне щелкнула и пошла запись, скрипучий голос старика рассказывал о чудях здешнего болота. А глаза Саши горели от воодушевления.

Непогода связывала селянам руки, но развязывала языки. Под потрескивающие в печи поленья и шорох огня они говорили низкими чарующими голосами. Припоминали детали, рисовали перед воображением настоящие картины. Под рокочущие раскаты грома перед глазами студентов оживали истории из жизни древних. На следующий день под косые струи дождя выбегали трое – рядом с Бестужевым бежал Елизаров, за ними, прячась от ветра, неслась Смоль.

Хохоча во все горло и поскальзываясь, они поднимали брызги дождевой воды из мутных луж, увязали в грязи размытой дороги. Ветер бросал в лицо ледяные капли, над головой белыми молниями разрывался мир, небо расходилось яркими трещинами. А они смеялись, словно сумасшедшие. Опьяненные мощью стихии, восхищенные ребята задорно стучали зубами от пробирающего холода, разбивая покрасневшие костяшки о дверные косяки. И двери открывались. Люди снисходительно и простодушно посмеивались их детскому восторгу, кутали в пледы и усаживали на печь, помогали просушить одежду.

Так Катя и попала в чуть покосившуюся избу Софьи. Эта женщина в Козьих Кочах проживала свой девятый десяток. Седые волосы толстой косой доставали до пояса, широкий нос с горбинкой и бельмо на левом глазу делали ее образ зловещим. Почти колдовским. Но когда та увидела промокшую и абсолютно счастливую Смоль на пороге, широкая теплая улыбка с небольшой щербинкой между передними зубами изменила ее образ, разукрасила.

Старушка распахнула двери, не задумываясь. Угостила самым вкусным в жизни Смоль липовым чаем, а узнав, что именно хотела узнать студентка, хитро затянула ее в собственную работу. Не скрываясь, на столе гордым господином стоял диктофон, бабка Софья, добросовестно выполняя условия их сделки, говорила не спеша, но невероятно складно, упираясь локтями в столешницу и склоняя к нему голову. Было видно, что рассказывать женщине нравилось, в здоровом глазу плясали шаловливые бесята, пока та морщила нос, припоминая детали. А Смоль сидела, глупо открыв рот, сучила восковые свечи и восхищенно выдыхала.

За первые свечки ей стало неловко. Она долго и озадаченно смотрела на толстые, словно бочки, неказистые кусочки с торчащим из воска фитилем. Но Софья с коротким смешком поставила их на противень у окна – к своим, аккуратным и ровным. Застывать. Через пару «бочек» Катя приловчилась,