Затем он начал рассказывать мне о магазине, об арендной плате, о продажах и о современных, самых новых моделях телефонов. Дима доставал телефоны с витрин, демонстрировал мне камеры, фотоаппараты и прочие функции. Из вежливости я внимательно слушал, задавал вопросы по теме и тряс гривой. На самом деле многофункциональные телефоны меня никогда не интересовали. Пустая трата денег и времени. Как посмотрю я на людей, которые нянчатся со своими драгоценными телефончиками, будто с младенцами грудными, перепрошивают их, устанавливают приложения, рассказывают об установленных приложениях и перепрошиваниях, заказывают какие-то дурацкие платные функции, чехольчики, чехольчики для чехольчиков, следят за новинками… тьфу, тошно становится. У меня, например, обычная «нокиа», старая и надежная, как Ветхий Завет. В страшном сне вижу себя я с телефончиком, в гробу я вижу себя фотографирующим и снимающим на телефончик, в геенне огненной вижу себя я за беседой с кем-либо о преимуществах той или иной модели телефона. К черту телефончики, эти погремушки, костыли современного человеческого общения. Сказать нечего – уткнулся в телефончик, стало стыдно – уткнулся в телефончик, стало весело – уткнулся в телефончик. А производители на этом неплохо наживаются, впрыскивают на рынок по нескольку функций за год, хотя на самом деле уже давным-давно могли бы создать универсальный телефон и не морочить людям головы. Но люди сами себе головы морочат, ведь если у брата твоего и сестры есть телефон с видеосъемкой разрешения HD, то и у тебя непременно должен быть такой телефон. А иначе зачем тебе жить? Ради чего?

И дело тут не только в телефонах. Это касается и автомобилей, и сортов пива, и брошюр по типу «Кант за 60 минут для чайников», и колясок, и детей, и животных. Это касается всего-всего. Человек обезумел, он отвернулся от осознания быстротечности серых дней и законсервировал себя в приятный на ощупь металлический корпус и замшевый, ласкающий глаз чехольчик.

(Прощайте, телефонные безумцы, прощайте!)

После того как Дима провел мне экскурсию по миру телефонов, наступило неловкое молчание. Я почувствовал, что тоже должен что-нибудь рассказать Диме, вернуть ему должок, и он ждал, что я начну говорить. Но говорить мне ужас как не хотелось. Мне хотелось взять у него ноутбук и побыстрей смыться, закрыться в комнатушке и заняться переводом.

– Пошли, покурим? – спросил нас Олесь.

– Не хочу, – сказал Дима.

– Почему? – спросил Олесь. На его лбу созрел новый прыщик, казалось, гной вот-вот должен прыснуть из головки, поэтому находиться рядом с носителем не рекомендовалось. – Курить – это здорово. Обожаю курить…

– Ладно, идем, – сказал Дима, и мы вышли.

А когда зашли, буквально сразу же Олесь спросил:

– Пошли, покурим?

Мы категорически отказались. Он пожал плечами:

– Странно, почему нет? Курить – это здорово, обожаю курить.

И он ушел курить в одиночестве. Ходячая реклама табака, печальная сутулая фигура. Мне стало невыносимо жаль его, одного, стоящего на морозе с огоньком в зубах, – а мимо проходили люди с сумками и чемоданами, полными печали.

В магазине пахло вокзалом.

– Где ты сейчас? – спросил Дима.

– Да так, то там, то сям, – неопределенно ответил я.

– Переводчиком работаешь?

– Типа того.

– И как? Деньги нормальные платят?

– Да так, то так, то не очень…

– Не хочешь «самсунг» новый купить? – спросил Дима. – Я тебе скидку сорок процентов намучу, с такой скидкой хрен где найдешь… хочешь? Показать тебе? Давай покажу, как камера работает, а? Смотри! Прикинь, в темноте может снимать и качество… закачаешься! Тут еще есть одна прикольная функция. Каскадная съемка. Например, хочешь ты…

И он болтал, и болтал без умолку. Крутил перед моим лицом телефоном, показывал ютуб-ролики, установил с десяток приложений, я перестал слушать и сосредоточился на грустном Олесе, курящем на улице. Я заметил, что он подпаливал сигареты одну от другой и выкурил, таким образом семь сигарет подряд.

Прошло около часа, неожиданно Дима всучил коробку с телефоном мне в руки и сказал:

– Пользуйся на здоровье!

– Спасибо, – ответил я. – Но мне не надо…

– Как это не надо? – удивленно спросил он и явно расстроился, из-за того что я не оценил ни его презентацию, ни существенную скидку.

– У меня сейчас с деньгами туго, – ответил я.

– Ничего, – сказал Дима. – Отдашь, когда сможешь. Хочешь, через неделю, а хочешь – через месяц. Когда сможешь! Мне не горит… четыре тысячи…

– Сколько?

– Четыре тысячи.

Молча, отложив коробку на стол, я схватил портфельчик и выбежал из магазина. Олесь мне крикнул вдогонку с надеждой:

– Может, покурим?! Эй, может, перекурим?! Подожди! Давай, перекурим по одной?!

Я поджидал ее под дверью в ванную комнату и прислушивался к звукам: вот она чистит зубы, вот она полощет рот, вот включается душ, вот она выходит из душевой кабины и сушит свои прекрасные волосы громким феном. Расческа со свистом пропускает сквозь себя ее волосы. Танечка одевается, затем прочищает ушные раковины. Порядок неизменен. Проходит время, и ты начинаешь привыкать к звукам, которые издают жильцы. Жильцы превращаются в звуки, ты узнаешь жильцов по звукам: шаркающие шаги молдаванина в коридоре, табачный кашель таксиста на кухне, громыхание туалетной крышки, например, говорит о том, что в туалете один из обозленных супругов. Между тем ты не замечаешь, какие звуки издаешь сам, ты думаешь, что ведешь себя тихо, и никто не слышит твоих звуков и тебя невозможно идентифицировать по звуку. Конечно, ведь ты не такой, ты осторожный и внимательный, всегда поднимаешь ноги, практически беззвучно просовываешь ключ в замочную скважину. А вот и нет, другие также прислушиваются к твоим звукам и думают, когда же этот кретин угомонится и запрется в своей комнатушке.

Сдохнет он когда?

Да, люди желают друг другу смерти, и себе люди желают смерти – обычное дело, это нормально. Чтоб ты сдох! Спасибо, вы тоже дохните себе потихоньку.

Желая человеку здоровья, вы лицемерите, Танатос размажет каждого по хлебу и проглотит, зачем тогда питать иллюзии? Как можно желать человеку здоровья и долголетия, если до сих пор на Земле нет ни одного бессмертного?

Танечка отворяет дверь и выходит. Плохо просушенные волосы блестят, нахалка улыбается и что-то добродушно лепечет как ни в чем не бывало. Я закипаю от гнева, по вискам словно молотками лупят, я бью кулаком со всей дури по хлипкой двери и кричу:

– Шлюха! Грязная подстилка! Падаль!

Она заряжает мне сильную пощечину. Такое впечатление, будто крапивой по морде огрели. Крепко схватив Танечку за волосы, я дергаю ее голову из стороны в сторону, упиваюсь ее бессилием и болью. Но она провела меня и вцепилась в мое и без того уродливое лицо длинными острыми ногтями. Зайдя в ванную, я умываюсь несколько раз, из царапин на щеках и лбу проступают капли крови.